— Откуда, к черту, у людей такие деньги? — пробормотал он.
Орен покачал головой.
— Что Вольфенбаргер? Бился за него?
— Вы же сказали не смотреть туда.
— Знаю. Так бился он или нет?
— Ну, как бы да.
— Но все же не купил, скажи?
— Не-а.
— Я думал, ты зарекался смотреть туда.
— А мне и не требовалось. Он так махал руками, будто пожар кругом.
Мэк покачал головой и опять уставился в свои записи.
— Через минуту-другую должны начать торговать стринг из тех полудиких, — сказал Орен.
— И как считаешь, о каких деньгах пойдет речь?
— Те лошадки, думаю, пойдут не больше чем по сотне долларов за голову.
— А что будем делать с остальными тремя? Выставим их сразу тут же на продажу?
— Выставим тут же на продажу.
— Или, может быть, лучше продать у себя, прямо на месте.
Мэк кивнул.
— Может быть, — сказал он. И бросил косой взгляд в сторону трибун напротив. — Этот сукин сын, похоже, решил все слизывать с меня. Ненавижу такие вещи.
— Понимаю.
Он прикурил сигарету. Помощник конюха вывел следующую лошадь.
— По-моему, он и впрямь пришел покупать, — сказал Орен.
— По-моему, тоже.
— Спорим, он будет делать ставки на каждую из лошадей с Ред-Ранчо. Вот увидишь.
— Это без сомнения. Надо бы нам какую-нибудь подставу ему сделать.
Орен не ответил.
— Дурак — он собственному кошельку враг, — сказал Мэк. — Ну-ка, Джон-Грейди, что не так с той лошадью?
— Да ничего. Вроде все так.
— А что-то ты как будто говорил, что это какая-то жуткая помесь. Чуть ли не с марсианской лошадью.
— Ну, лошадь тоже может быть немного холодновата.
Орен сплюнул через доску ограды и осклабился.
— Холодновата? — переспросил Мэк.
— Да, сэр.
Начальной ставкой за эту лошадь объявили триста долларов.
— А сколько лет-то ей? Ты не помнишь?
— Сказали, одиннадцать.
— Ага, — хмыкнул Орен. — Шесть лет назад ей было одиннадцать.
В ходе торгов цена выросла до четырехсот пятидесяти. Мэк тронул себя за мочку уха.
— А сам-то я! — сказал он. — Тоже мне, барышник. Дубина стоеросовая.
Помощник указал на него аукционисту.
— А здесь у нас пятьсот, теперь пятьсот у нас, имеем пятьсот, — завел свою песнь аукционист.
— Я думал, вы не склонны к таким проделкам, — сказал Орен.
— К каким? — поднял брови Мэк.
Цена выросла до шестисот, потом до шестисот пятидесяти.
Больше он не проронил ни слова, ни руками не водил, ни головой не качал — вообще застыл.
— Имейте в виду, ребята: эт-та лошадь стоит малость дороже! — сказал аукционист.
В итоге лошадь ушла за семь сотен. В борьбу за нее Вольфенбаргер ни разу даже не вступил.
— А наш мудак-то не такой уж и мудак, скажи? — заметил Мэк.
— Что я должен на это сказать?