Да, по поводу прозвища. Не думайте, что я один такой языкатый, случайно даю всем нетривиальные прозвища, которые намертво цепляются. Ко мне тоже прицепилось, причем так же случайно, походя. И окрестил меня как думаете кто? Неправильно. Катарина, моя дорогая Катюша.
"Малыш". Она использовала и использует это слово в разговоре как обращение, а не как имя нарицательное, имея в виду нашу разницу в возрасте и жизненном опыте. Эдакая взрослая мудрая тетушка рядом с глупым, но милым мальчиком. Но девчонки подхватили, и теперь я не "малыш", а "Малыш", "Chico". В придачу к действующему официальному позывному "Ангелито" и собственному имени, которое здесь в ходу наряду с позывным, несмотря на то, что вроде как не принято.
…Всё закончилось испытанием, которое меж своих называется "стойкий оловянный солдатик". Опять же, "всё" – понятие относительное, но именно после этого мое мировоззрение изменилось в достаточной степени, чтобы успокоиться и принять неизбежное. Почувствовать себя "здесь", что мосты в прежнюю жизнь все-таки взорваны и принять чуждые до этого ценности. Я – Ангелок, Chico, паренек из тринадцатого взвода, "чертовой дюжины", а не Хуан Шимановский, обычный подданный ее величества, проживающий на улице Первого Космонавта Гагарина, учащийся школы имени генерала Хуареса. А это событие знаковое. Поворотное.
"Стойкий оловянный солдатик" – это почти самый крутой карцер, "двоечка", тоже сделанный по типу вертикального "гробика", но только немного иначе. Стены в нем выполнены из металла, и раскалены, к ним невозможно прикоснуться голой рукой. Снизу же подается воздух, достаточно прохладный, чтобы находящийся внутри человек не сварился, но достаточно теплый, чтоб не заболел. То есть обжигающими были только стены, и именно в них была зарыта собака.
Поскольку материала, который можно подложить, чтоб прислониться, с собой не дают, все отмерянное время в этом карцере нужно стоять – просто стоять, ни к чему не прикасаясь и ни на что не опираясь. Пытка, достойная Торквемады, далекого предка нашей стержневой нации – видно, у латинос это в крови. Если же ты забываешься или засыпаешь, и невольно к стенке прислоняешься, то обжигаешься так, что орешь матом, а охота спать сразу отпадает. До момента, пока вновь не вырубит. А вырубит примерно через несколько минут – спать здесь хронически некогда, ходишь постоянно на автопилоте и организм сам настраивается ловить для сна любой момент.
Так и стоишь, весь остаток суток, всю ночь, мокрый, потный от жара стен, борящийся с пудовыми веками. Как сказали "упаковывавшие" меня "морпехи", мало кто может выдержать в нем ночь – за всю историю корпуса это были единицы. И мне советовали поступить "как все" – бухнуться "без сознания". Так я быстрее окажусь в лазарете, и пытка на этом закончится.