Чтоб если что — и гвоздь забить, и пер… пыр… фыр… форатор в руках держал. Опять же — не алкаш.
Наливает новый стакан, пьет.
Анна, в сторону: В женихи набивается. Господи, неужели за такого заморыша придется идти? Эх, чего только не сделает беременная женщина в отчаянии. Гостю: Василий Сидорович, а вы любите детей?
ВС: А как же! Дети — цветы.
Анна: Я, признаться, очень хочу ребеночка родить. И поскорее.
ВС, пьяным голосом: Зачем тебе? У меня своих двое — будешь нянчить. А то бегают, понимаешь, никакого покою израненной душе.
Анна: Я своего хочу.
ВС: Э, мать, окстись! Куда тут своего? У тебя шестьдесят, у меня сорок, а еще маман — не выкинешь же?
Анна, растерянно: Чего шестьдесят? Чего сорок?
ВС: Известно чего — метров!
Анна: Каких метров?
ВС: Ну не кубических же!
Анна, в сторону: О боже, он зарится на мою жилплощадь! Гостю: Василий Сидорович, заждались вас детки небось?
ВС: Ну их, чертей. Одна морока с ними. Хоть у тебя отдохну. Оглядывается. А где же телевизор?
Анна: Нету.
ВС: Как нету? Куда без телевизора? Никакого покою израненной душе! И диван еще нужен, ну да и так сойдет.
Идет к кровати с явным намерением улечься. Звонок в дверь. Анна бежит открывать. Входит Маша.
Маша: Привет, подруга! Шла тут я мимо… Ой, Василий Сидорович, здравствуйте!
ВС, угрюмо: Здрасьте.
Маша: Как ваша жена поживает?
ВС: Хорошо поживает, спасибо. Померла уж пять лет как.
Анна, всплескивая руками: Ах! Какое горе у вас, бедный. Подталкивает его к выходу:
Вам сейчас надо дома быть, с детками, скорбеть об этой чудовищной потере.
ВС: Чего? Какой потере? Кто потерялся-то?
Анна, толкая его к двери, патетически: Вы им нужны, Василий Сидорович! Разделите с ними всю горечь утраты!
ВС, растерянно: Ну, вы того… зовите, ежели что. Гвоздь там забить, туда-сюда. В доме мужик нужен, да не абы какой…
Анна: Конечно-конечно! Захлопывает дверь. Маше: В женихи набивался! На квартиру мою зарился! Представляешь? Такой заморыш, а все туда же, в альфонсы. Это все мы, бабы, виноваты. Избаловали их. Лишь бы замуж взяли, а там хоть трава не расти. Никакого самоуважения.
Маша: Везет, тебе, Анька! У тебя квартира своя есть.
С квартирой я бы любого заарканила… А у меня вот — ничего, кроме увядающей красоты.
Анна: Эй, ты чего? Почему увядающей? Нормальная у тебя красота
Маша, трагическим голосом: Аня, мне уже двадцать семь лет!!!
Анна: Ну и что? Отличный возраст. Мне вообще тридцать.
Маша: Ну, про тебя и речи нет. Проворонила ты своё женское счастье. Как стрекоза: лето красное пропела…
Анна: Чего ты несешь? Ничего я не воронила, все у меня спереди. То есть впереди.