Полчаса она просидела в метро на скамье, грызя семечки и поплевывая на мозаичный пол. Профиль ее дымно отражался в мраморном зеркале стены. Я стояла наискосок, у колонны, и созерцала Асю из укрытия, тайком от нее. Поначалу я не сомневалась, что она соврала и никто ей не звонил. Но кто знает, почему она высидела столько времени?
А ее безымянная дочь без свидетельства о рождении все это время качалась в колыбельке между жизнью и смертью. Каждое утро я звонила в детскую больницу. «Ну как?» – спрашивала Ася. «Состояние нормальное» (слова «стабильное» Ася не запоминала). «Ох, опять тащиться», – сонно бормотала Ася, по-кошачьи потягиваясь. Если бы ребенка перевели в реанимацию, ей не надо было бы ехать кормить его.
Наконец Асину дочку привезли домой. В комнате было жарко. Личико, искаженное мукой младенчества, просветлялось, когда глаза останавливались на случайном предмете и надбровные дуги теснили лобик. Ася давала девочке длинный и яркий, как ягода барбариса, сосок вытянутой, полупустой груди.
В доме не было ни ваты, ни присыпки. Пока я ходила в аптеку на первом этаже – да, там, на углу, автомат, из которого парализованной Асе звонил Арсений, – она наполнила вазу фантиками, свернула так, чтобы казалось: внутри есть конфеты, и очень радовалась этому розыгрышу.
Попивая чай из пиалы – таджикского наследия Аси, я наблюдала Асиных домочадцев. Младенец переходил из рук в руки, и каждый завладевший им принимался солировать, громогласно сюсюкая на свой лад.
Новая постоялица, узбечка, бабища в пуховом платке, накинутом на монументальные плечи поверх майки, показывала не очень-то интересующейся этим Асе разные способы пеленания. Наконец, положив дитя, села на диван, вздув справа и слева от себя два тряпичных бугра, и поджала ноги, похожая на бурое стягивающееся тесто.
Настала очередь соседки, древней трясущейся старухи. «Уж как я козюлек люблю!» – задребезжала она. Пальцы, похожие на корни, потянулись к младенцу. Тетя Света, брезгливо взглянув на них, перехватила внучку и благостно запела, подкидывая ее: «Девочка бу-удет отста-а-вать в развитии, надо наблюда-аться у невропатолога, а иде они его возьмут в дере-евне, невропатолога?» Мышцы отчетливо надувались под цветами на ее халате.
Отец Аси был почти трезв и, не зная, что делать с собой в таком необычном для него состоянии, дразнил свою мать. Он дергал ее за концы платка и спрашивал: «Все в церковь ходишь, а жениха-то там себе не нашла?» «Не слышу без очков! Не вижу без наушников!» – отвечала Асина бабка, отмахиваясь так, словно отгоняла комаров.