Человек Точка (Кураре) - страница 102

Страсть для Черта, подобно наркотику, разнообразила его жизнь. Он плыл против течения, ломал моральные устои, нарушал бизнес-договоренности, манипулировал людьми, считая их убогими, глупыми и жалкими. Черт чувствовал свой внутренний потенциал, он быстро учился и достигал поставленных целей, он, как главное светило во Вселенной Жизни – могуч, важен, и опасен в больших дозах для окружающих. Они это чувствовали на энергетическом уровне и подчинялись. Черт мечтал стать человеком номер один сначала в регионе, а затем и в стране. Он и только он будет устанавливать правила. Александр Евгеньевич Чертков – запомните это имя.

Насильники

Очередная пятница для банщика Павловича оказалась радикально черной, как матушка земля. Родион Хомяк озверел, он колотил услужливого банщика по спине не березовым веником, а мозолистыми кулаками Менты умеют больно бить, подумал банщик, скрутившись на полу в позу неродившегося человеческого детеныша. Сопротивляться бесполезно, хуже будет, индусы бить перестанут, когда точно убьют, решил Павлович. Скорчившись от боли, он периодически истошно кричал:

– Господи, за что, я ни в чем не виноват!

Игорь Графский и Олег Качалов с чувством обостренной брезгливости смотрели, как генерал, он же Зверь, профессионально выбивает показания у приближенного к их касте человека. Павлович – холоп, чернь городская, но он единственный, кто знал о непубличной жизни индусов. Проститутки по пятницам – обыденная процедура, но чтобы малолетних детей из интерната насиловать, такого индусы себе не позволяли. Они искали удовольствия, а не проблем, да и что в сексуальном плане могли предложить состоявшимся мужчинам, отцам города, неопытные в сексе дети из интерната? Слухи по городу распространялись быстро, как круги на воде, осталось установить виновника происшествия, бросившего в воду недостоверный камень лжи. Выбор пал на Павловича, а на кого еще? Повелитель березовых веников маскировался, изображал покорного слугу, ему доверяли свои голые тела хозяева города, доверяли, поворачивались к Павловичу спиной, а он?

– Я спрашиваю последний раз, кому ты рассказывал о нас и что? Не скажешь, убью гаденыша, – шипел сквозь редкие передние зубы Зверь. Кулаки Родиона Павловича слишком быстро заболели, поэтому в ход пошли ноги. Новые туфли Зверя из дорогой крокодиловой кожи с острыми носками методично били по скрюченному на полу телу Павловича, банщик стонал, кричал от боли, извивался, как длинная истрепанная мочалка на спине важного клиента:

– Господи, за что… Я о вас никому не рассказывал, я могила, я держу язык за зубами, за что, Родион Павлович, помилуйте, я ни в чем не виноват! – плакал, как ребенок, банщик, служивший индусам верой и правдой в течение двенадцати лет.