Страсти в загробном мире и наяву. Знамение (Семёнов) - страница 26

– Если бы я знал на сто процентов, то конечно бы стал готовиться здесь. Но ведь я не знаю. А вдруг ошибусь, тогда вся жизнь будет изломана. Она пройдет не по моему сценарию, и будет мне горько в конце дней своих, отправляясь в никуда, вспоминать пустое времяпрепровождение.

– Я с тобой не согласен. Твердо знаю, что жизнь идет не по твоему сценарию. Не все желанное тобой исполняется, а больше исполняется то, чего ты не всегда хочешь. Деньги, слава, женщины, а также прочие соблазны мира сего в итоге счастья не приносят. От всего такого одни неприятности. Все равно все будет потеряно. Всему земному придет конец.

– Да, конец! А там будет ли что? Ведь нельзя верить до конца рассказам тех же пациентов Моуди. Все такое может быть тоже плодом воспаленного предсмертного ума, проще сказать галлюцинациями.

– Вот заладил – галлюцинации! Галлюцинации! А я твердо знаю, что не галлюцинации. Я уже говорил, что нужно читать Святых Отцов, там ты найдешь примеры для утверждения веры.

– А почему я им должен верить?

– Им можно верить даже только из-за того, что они имели возможность общаться с потусторонним миром, обладали при жизни даром исцеления, даром ясновидения, пророческим даром и многими другими дарами, которые нам смертным совершенно недоступны. Даже после их земной жизни они продолжают исцелять людей, которые обращаются к ним с молитвенными просьбами об исцелении. Лично я получал такие чудесные исцеления. Хочешь, я тебе расскажу об одном из таких случаев, произошедшем со мной четыре года назад?

– Давайте, Алексей Иванович, я с удовольствием послушаю.

– Слышал ли ты когда-нибудь о святом мученике и целителе Пантелеймоне?

– Да откуда я могу о нем что-то знать? Ничего я о нем знать не знаю, и ведать не ведаю. Видите, при разговоре с вами стал употреблять чуть ли не старославянский язык. Мать моя, бывший партийный работник, воспитала меня в духе атеизма. Она была железной коммунисткой, а посему и прививала мне ненависть ко всему, связанному с религией. Я в детстве пытался сочинять стихи. Стихи конечно у меня не получались, а вот слова я рифмовал порой из старославянского языка. Свои произведения я показывал матери. Когда она их читала, то порой приходила в ярость из-за таких слов как дева, очи и тому подобных. Она набрасывалась на меня, говоря о том, что слова такие засоряют современный язык и что ими ни в коем случае нельзя пользоваться. Я удивлялся ее патологической ненавистью ко всему церковному а также к тому что хоть в малой степени можно было отнести к области религии. Она не любила мою бабушку, в доме у которой всегда в красном углу располагались иконы, и висела перед ними лампадка. Бабушка жила в подмосковном поселке Сходня в деревенском доме. В ту пору мне было около десяти лет. Я очень любил свою бабушку, а она только мною и жила. Со своей скудной пенсии покупала мне одежду и всякого рода гостинцы. А когда мать гневалась на меня, бабушка защищала меня. И вот однажды, когда бабушка поехала в Воронеж к другой дочке Шуре – моей тете, я с мамой приехал в Сходню. Нужно было присматривать за домом. Вначале все шло хорошо. Мама утром уезжала на работу, она работала в одном из райкомов. Я же оставался дома и целыми днями играл в войну с соседскими мальчишками. Однажды мама приехала с работы не одна, с ней была еще женщина, видимо с ее работы. Войдя в комнату, женщина удивленно сказала: