— А другие...участники ритуала в таком же, как я, состоянии?
— В ком больше нашей крови, тот легче переносит такие вещи, — ответила Нээль, не отрываясь от текста.
— Нам еще долго ехать?
— Послезавтра будем дома.
— А Осом-Шиаль осталась в деревне? — Берту не очень нравилось заваливать Нээль вопросами, но любопытство распирало его.
— Да, на пару дней. Потом вернется в город. Можно даже организовать вашу встречу. Она ведь тебе понравилась? — женщина взглянула на юнца с легкой улыбкой.
— Э-э... — протянул тот, залившись краской, — Да. Конечно.
Они помолчали какое-то время. Берту не хотелось спать, и было довольно скучно, но утомлять тяжелую голову чтением не тянуло.
На языке крутился вопрос, казавшийся парню очень важным.
— Тетя Нээль.
— Да?
— Вы знали мою мать?
— Я твоя мать.
— Что, простите? — Берт решил, что не расслышал.
Нээль бросила на него долгий серьезный взгляд.
— Я твоя мать, — с расстановкой повторила она.
С полминуты мальчик просто смотрел перед собой.
— Ты шутишь?..
Впервые в жизни он обратился к Нээль на «ты».
Она села на койке, не сводя с побелевшего юноши взгляд.
— Я похожа на шутницу?
Берт еле нашел в себе силы помотать головой.
Женщина повернулась лицом к окну, за которым не было видно ничего, кроме проносящихся мимо редких огней.
Одного этого открытия было достаточно, чтобы оставить подростка без сна на ночь. Но тетя Нээль сочла нужным продолжить демонстрацию скелетов из семейного шкафа.
— Я хочу, чтобы ты очень внимательно меня выслушал, не задавая вопросов, — хладнокровно начала Нээль, — Опыт, полученный в ритуале, должен помочь тебе понять, если ты позволишь ему. Итак, ты должен будешь безоговорочно принять четыре вещи. Первое: я твоя мать. Я давно знакома с твоей семьей. Второе: я мать Мегеналь. Она твоя сводная сестра. Третье: я так же мать твоего отца. Да, я очень давно знакома с твоей семьей, и мне гораздо больше лет, чем на вид.
Женщина прервалась, внимательно изучая выражение лица Берта.
Он смотрел на Нээль стеклянными глазами. Ему подумалось, что она прямо сейчас перед его очами сходит с ума, настолько невероятную чушь она несла, и от этого стало жутко. Но даже перспектива ее безумие было гораздо более приемлемой, чем правдивость ее слов, потому что в этом случае сумасшествие грозило самому Берту.
Довольно долго ничего не происходило. Двое сидели друг напротив друга, одна всматривалась во тьму за окном поезда, другой — во тьму внутри себя. Последняя была значительно более непроглядной.
Женщина неожиданно переместилась на койку Берта, буравя того невыносимо спокойным взглядом ледяных глаз.