– Железным лопату чистить лучше, но от него звук разносится далеко.
Поросёнок почувствовал их приближение, и стал подавать голос чаще. Во время передышки Родион сказал,
– Когда он на воле завизжит, то за километр будет слышно.
– Да я его сразу придушу.
– Ага. Потом дохлого будешь таскать? Не надо, я на всякий случай муки захватил, на некоторое время замолчит.
Наконец показалась крышка гроба. Они обчистили её, сделали по бокам упоры для ног, и Родион достал из своего мешка гвоздодёр. Он стоял в головах, а Володька в ногах, опираясь спиной о заднюю стенку могилы. По очереди, работая гвоздодёром, они оторвали крышку, и немного помучившись, выкинули её на бруствер. Ошалевший от свежего воздуха поросёнок стоял в ногах покойницы и молчал. Родион вынул из кармана бумажный кулёк с мукой, по бортам гроба прошёл к поросёнку, присел, и накормил его этой мукой. Затем достал из под ног покойницы мешок, и посадил туда поросёнка. Пошарив рукой, он нашёл другого поросёнка, и тоже отправил в мешок. Другой был живой, но слабый. Тут он услышал от Володьки странные звуки,
– Гл…, г…, Гл….
У Володьки были выпучены глаза, а рукой он тыкал Родиону за спину, и, наконец, сдавленным и хриплым голосом проговорил,
– Гляди!
Родион оглянулся, и у него зашевелились волосы на голове, а по спине прошла волна озноба. Бабка сидела! Но он подавил страх пришедшим в голову материалистическим объяснением. Повернувшись к Володьке, сказал,
– Да не пугайся ты Вовка. Это обычное дело. Бабка окоченелая была, а теперь оттаяла. Вот от смены температуры её труп и корёжит.
Едва он это сказал, как за спиной раздался негромкий сиплый голосок,
– Иде я? Восподи!
От Володьки донёсся булькающий звук, и повеяло известным человеческим запахом. Родион, держась за стенки могилы, развернулся на месте, и присел перед бабкой. Покрывало с неё сползло, а бумажный венчик закрывал глаза. Алексей заправил венчик под платок и потрогал лоб. Он был тёплый! Бабушка открыла глаза. Взгляд был довольно бессмысленный. Родион воскликнул,
– Вот это номер! Да она ожила!
Обернувшись к Володьке, он увидел, что тот прижался спиной в угол, и, издавая задавленным голосом звук «У», делает бестолковые движения руками, как бы пытаясь вылезти из этого кошмарного места. Родион залепил ему добрую пощёчину, и внушительно сказал,
– Прекрати! Прекрати истерику! Ты мужик, а не баба на сносях.
Внушение подействовало. Взгляд у Володьки стал осмысленным, он перестал трепыхаться, и сказал,
– Ни хрена себе пустые фантазии!
Если быть точным, то он сказал более экспрессивное матерное слово из трёх букв. Коновалов продолжал его успокаивать,