– Какого злодея? Где?
– В Москве. Министра торговли.
– Замах у тебя широкий, но давай из мира фантазий спустимся на землю. Недостатков в стране хватает, но ведь мы с ними боремся. А злоупотребления в торговле импортом не такая уж и ерунда. Вот об этом мне интересно тебя послушать.
– Да, в этой сфере не всё хорошо. До ленинских норм нашим продавщицам ещё далеко. Взять Марфутку, то есть Инну Марфуткину. Она как раз импортными шмотками торгует. И будь она просто бабой, то ладно, но ведь коммунистка. За глаза её зовут «Переходящее Красное Знамя», за то, что живёт практически в полиандрии. Да ещё так ловко приспособилась.
И Коновалов пустился рассказывать о жизни Марфутки. Два друга, Витя и Толя в молодости в неё влюбились. Толя был немного старше, и когда его забрали в армию, Витя женился на Инне. А когда служить отправился Витя, она сошлась с Толей, который к этому времени дембельнулся. Так у них и пошло, прямо как по заказу – Витя из армии, Толя в тюрьму за кражу, и она обратно переезжает к Вите. К Толиному освобождению Витя садится за кражу, и она переезжает назад. Настоящее переходящее красное знамя она и есть. Ребята стали выпивать, и теперь по очереди сидят в ЛТП. Всё у них по-честному, от каждого по ребёнку, но, что интересно – за все эти годы они ни разу друг друга не видели.
Этими байками Коновалов просто тянул время. Он ждал. Наконец он заметил, что Сиротин утратил всякий интерес к Марфутке, и к торговым делам вообще. Он побледнел, ссутулился и начал оглядываться по сторонам. Коновалов прервал болтовню, и спросил,
– Вам плохо? Живот прихватило?
Сиротин кивнул.
– В столовой обедали?
– Да.
– Вот ещё больная тема нашей торговли. Местные там не едят, только приезжие. Готовят абы как и дорого. В любой колхозной столовой накормят в десять раз вкуснее всего за двадцать копеек, и не отравят гарантированно. Учтите на будущее.
Сиротин сквозь зубы спросил,
– А где?
Коновалов показал рукой на добротный кирпичный туалет в глубине двора. Он ещё что-то говорил об особенностях станичного общепита, но Сиротин не слушал. Вставая из-за столика, он обнаружил, что ноги плохо его слушаются. Кое-как он поднялся, и, цепляясь за стенку, двинулся в указанном направлении. На открытом месте он едва не упал, но до места добрался. Коновалов подождал минут десять, затем подошёл к туалету и окликнул,
– Товарищ капитан! У вас всё в порядке?
Капитан не отзывался. Тогда Коновалов открыл дверь. Зрелище было удручающее. Капитан сидел на прочном деревянном помосте, заменяющем унитаз, и, выпучив глаза, водил перед собой плохо слушающеюся рукой. Брюки были расстёгнуты, но снять их он уже не успел. Сливянка, замедлившая двигательные реакции, сделала своё подлое дело. Родион заметил,