Но мы вернёмся в школу № 1458, в которой я сейчас находился на классном часе и слушал милый голос своей учительницы. Ничего такого особенного в словах старой недоброй Валерии Ивановны мы не обнаружили. Сначала она пожелала нам приятных каникул, далее посоветовала прочесть все книги, которые были предложены нам в качестве летней литературы. А потом начала брать со стола дневники и сообщать нам всем то, что из нас никогда ничего путного не выйдет и что она зря теряет своё драгоценное время, сидя здесь и пытаясь донести до нас что-то. Не знаю почему, но дойдя до моего дневника, она вспылила пуще прежнего, выражаясь словами моей бабушки.
– Холодов! – начала она, сделав особое ударение на первой «о». – В этот раз я поставлю тебе четыре, но помяни моё слово, как бы ты ни старался, никаких поблажек тебе не будет в следующем году, ты меня понял?
– Отчётливо понял, – сказал я, лишь бы побыстрее заткнуть её и отвести всеобщее внимание от своей персоны.
– Твоей лени, – к моему несчастью, продолжала она, – нет предела. Просто невозможно читать то, что ты пишешь в своих сочинениях. Надеюсь, что ты не планируешь стать писателем, потому что, если так, то все твои мечты я могу разрушить прямо здесь и сейчас. В тебе нет ни логики, ни умения писать. Ты бы не смог соединить вместе и двух строчек, даже если бы от этого зависела твоя жизнь. Ты ноль в моём предмете. И знаешь, что ещё я хочу тебе сказать…
Я позволял ей говорить. Я видел и чувствовал, что ей нравится унижать перед всем классом. Она приходила в восторг от того, что на неё все смотрят, и что именно она говорит, а не я. Она знала, что я ничего не могу ей возразить, потому что тогда бы она заперла меня здесь до вечера. Она понимала это и поэтому продолжала тактично меня уничтожать. Я проснулся сегодня в смятении. Я не мог понять конкретно, какое настроение преобладает надо мной, но сейчас я точно знал, что она уничтожила остатки последних хороших потоков. Я молчал. И все молчали. Я не часто вспоминал о том моём приключении с той милой старушкой, но сегодня я вспомнил о ней. Я смотрел ей в рот, и ждал, когда же она заткнётся. Я смотрел на её алую помаду и просто молчал. Я сжал правую руку в кулак с такой силой, что почувствовал боль от впившихся мне в руку собственных ногтей. Только эта боль контролировала меня сейчас. Она говорила. Она всё продолжала говорить о том, как из меня ничего не получится. Я молчал. Я позволял ей говорить.
– Да ладно тебе, – начал Ваня в первую же секунду после окончания урока, – не бери в голову, она же поставила четыре. Это самое главное. Главное – оценка.