Но все же Каспер стоял за окном. Она была в безопасности.
Далее – ужин.
Все те же спутанные в комья макароны, напоминавшие по своему виду клубки червей. Или картофельное пюре, представлявшее собой бесформенную массу цвета столь же неприятного, что и линолеум на полу. Никаких котлет. Никаких сосисок. Но все же пюре было лучше, чем ничего, хоть оно и проваливалось в желудок совсем незаметно, совсем ненадолго унимая чувство голода, но на длительное время оставляя неприятные ощущения, связанные с обволакиванием склизкой массой слизистой ее желудка. Правда, хуже было, когда на ужин подавали винегрет. С грустью отодвигая тарелку, Лера выпивала пустой жидкий чай и оправлялась в постель. Ничего, имеющего красноватый оттенок. Ни за что. Сотрудники лаборатории не раз пытались бороться с ее вкусовыми предпочтениями, но все было бесполезно – винегрета Лера не ела.
– Лерочка, давай, – Надзирательница заискивающе заглядывала ей в глаза, – Ну хотя бы ложечку. Ну нельзя же ничего не есть!
Лера презрительно отворачивалась. Заискивающий взгляд у крокодила. Ласковый голос, уговаривающий ее съесть ложечку отравы.
Лера стискивала зубы и молчала. Скулы сводило от ненависти.
Вскоре сотрудники все-таки смирились с данным обстоятельством и махнули рукой на затею запихнуть в нее винегрет. Они не догадывались о том, что отказ Лерин отнюдь не был связан с вкусовыми предпочтениями – винегрет она на самом деле любила, но страх отравления и связанного с этим внутреннего гниения был выше, чем чувство голода и аппетит.
К счастью, винегрет давали не всегда. Но все-таки в лаборатории это было достаточно популярным блюдом, поэтому зачастую Лера, морщась от томления в желудке, покрытого полипами слизистой оболочки, которые просыпались всякий раз, когда ей хотелось есть – и тянулись своими липкими пальцами вверх, к пищеводу, вызывая чувство легкой тошноты, направлялась к себе на койку, смирясь с перспективой голодания до самого завтрака. Голод был лучше смерти.
Она не знала, во сколько подавали ужин, как и в какое время проводился подъем и завтрак. Она не понимала, как тянулось время в этом месте, не ориентировалась, который час, зная только, что между приемами пищи находился достаточно большой промежуток времени, заполненный чувством голода и мрачными раздумьями.
Ужин заканчивался, грязные тарелки убирали со столов, а узники разбредались по своим камерам. Затем – все тот же вечер, который она проводила в основном все так же – в раздумьях. Потом – раздача препаратов перед сном и – отбой. Свет погасал повсюду разом, и Лера с чувством облегчения забиралась в постель. Ночью спокойнее. Как ни странно, несмотря на все свои неиссякаемые тревоги, ночной сон ее был благополучен – Лера крепко спала от отбоя до самого утра, и ей даже снились какие-то сновидения, но наутро она никак не могла припомнить, что же именно она видела во сне.