– Мама-джан!
И отовсюду отображения Ирэн повторили её жесты, когда руки Ирэн, задрожав, прижались к груди. Парни, стоявшие у двери, будто постовые, переминались с ноги на ногу, в удивлении осматривая квартиру. Зная строгость женщины, они ждали её поручений. А Ирэн кинула на пол журнал, и он раскрылся именно в том месте, где на несколько листов была статья о Тароне, и даже невесть как раздобытые фотографии. Хотя чудеса фотошопа способны поразить и не такими фантазиями. А в это время Тарон мучительно пытался сообразить, каким образом Ирэн и двое незнакомцев оказались в его доме, ведь накануне он запер дверь, и ключ висел у него на шее. Но сквозь призму своего непонимания он улавливал смысл сказанных слов его бабушки… Когда он шокировал Ирэн, просто по ситуации, а иногда даже намеренно, чтобы вывести её из себя, придумав очередную выходку или подвох. И она поддавалась на его уловки, и эта строгость и суровость тогда слетала с её лица, и она была живой, эмоциональной, и по-другому светились её глаза. А в этот раз, сейчас именно так необходимо было эти слова услышать. Всё было по-другому. Он вдруг понял, что тосковал по этим словам, по этой интонации и жестам своей бабушки, что ждал, когда они прозвучат. И одновременно Тарон глазами искал Рупена, но кругом были только отражения четверых: его с бабушкой, двоих парней. И ещё Малыша, который, как всегда, возле Тарона. А в душе Тарона происходили изменения. Он ощущал то давно забытое спокойствие, и странные чувства овладевали его сущностью. Ничего не говоря, он смотрел на Ирэн, отмечал мысленно про себя, что прожитые нелёгкие годы ничуть не изменили её, и ощущая гордость, он тихо любовался. Ирэн, как камень драгоценный, особенный, и пролетевшие года, словно вода, источили её, но не отняли ту самую особенную осанку, гордую походку, острый, проницательный взгляд, красоту волос… В её венах текла горячая армянская кровь, пропитанная волей и духом Кавказа. Сила, которая проявлялась в оберегании семьи, хранении очага, простирая, словно Ангел, крылья над родными, чтоб никакая печаль не тревожила их сердца. Для Ирэн основой её жизни всегда являлась семья, и она стремилась к тому, чтоб никто не нарушил покой её святыни, что при её популярности было достаточно сложно. И когда она давала интервью, сразу же оговаривала, какие вопросы будут ею проигнорированы, и журналисты знали, что даже прислугу в доме известной актрисы невозможно было подкупить. Тарон думал немного иначе и не допускал мысли, что мог в чём-то ошибаться.
Хоть и всегда чувствовал этот внутренний непоколебимый стержень в своей бабушке. А сейчас его мысли изменились. Он осознавал всю глубину любви к нему его бабушки. Что Ирэн – тот человек, прошедший жизненный путь рядом с ним, начиная с его появления в животе матери. И именно ей он благодарен за свою судьбу, за всё, чем окружена его жизнь, за семью. И одновременно с пониманием он не видел ту семью, что была у него. То, что было остовом, опорой… И снова перед глазами возникла улыбка сына и его слова: «Папа, мама нуждается в тебе». Окаменев, он так и стоял перед Ирэн в одном халате, и словно не в силах был прервать ход своих размышлений.