– Тарон, сын мой, очнись, что с тобой, Тарон? – спросила Ирэн и добавила новый вопрос: – Ты даже не спросишь, зачем же пришла к тебе твоя вредная бабушка? Даже, вернее – к вам, поскольку вижу, ты не один.
Вопрошающий взгляд Ирэн, её вопросы неожиданно громко прозвучали в ушах Тарона, почти как лавина, обрушившись на голову. Он как-то по-другому посмотрел вокруг, и было ощущение, что он был под властью летаргического сна, и затуманенный разум автоматически фиксировал происходящее, не пропуская внешнее внутрь себя. И вмомент сорвав пелену с глаз, убрав шоры, показал краски мира. А если быть точнее, Тарон чувствовал себя так, будто, находясь в своём теле, долго отсутствовал. Он сознавал, что находится в своём доме. Что перед ним стоит Ирэн, помнил всё, что было до прихода бабушки. А теперь всё, что терзало его, разрывало на части, все эти нечеловеческие мучения куда-то испарились, не оставив следа… Нет, пережитое трансформировалось в тот необыкновенный цвет, который оставил после себя его сын Рупен. И вместо ответа на вопрос его бабушки, ему хотелось поделиться с Ирэн, сказать совсем не то, что она ожидает от внука сейчас.
– Зачем же ты всю квартиру обставил зеркалами? Тарон, не могу понять, с какой целью?
Но Тарон молчал. И когда Ирэн мягко предложила ему переехать к ней в дом, в задумчивости посмотрел в её глаза, не проронив ни слова, ни звука.
– Поехали ко мне, Тарон, – умоляла Ирэн.
В сердце она не оставляла надежду, что Тарон даст согласие, услышав её мольбы, и она продолжала мягко просить его, не приводя никаких аргументов, зная характер единственного внука. Было маловероятно, что она услышит в ответ его «да» или заметит хоть какой-то знак, указывающий на его одобрение просьбы переехать. От количества зеркал и их многочисленных отражений, яркого дневного света, проникающего во все комнаты, так как Ирэн раздвинула все шторы и жалюзи, у женщины начала слегка кружиться голова, и она что-то бормотала себе под нос. Тарон догадался, что она шепчет молитву за него. Ирэн, увидев, как, развернувшись, Тарон ушёл в свою комнату, вначале подумала, что по своей давней привычке он сейчас молча запрется и долго не выйдет. Так Тарон часто поступал в детстве и в юности, не выходя даже к обеду или ужину. И тогда её беспокойство переходило в волнение и тревогу. Неотступно последовав за ним, она позвала:
– Тарон. Сынок.
Вздохнув, Ирэн прикрыла ладонями своё лицо и, глядя на Тарона, покачала головой, мысленно проговорив: «Господь, приведи его к самому себе…» Войдя в комнату, она быстро окинула взглядом спальню, но её не удивили находившиеся и тут повсюду зеркала, не поразила пустота, царившая в комнате, давившая своей бескрайностью тишины, щемившей сердце. Вскинув брови, словно отказываясь верить своим глазам, Ирэн изумленно смотрела, как Тарон взял в руки вещи и маленький мячик его питомца, и, поймав его взгляд, задала вопрос: