Многострадальный памятник господарю Штефану занимал место не соответствующее своему статусу в глубине парка имени А. С. Пушкина. Однажды коммунистическая власть обиделась на памятник воеводе, ему-де от новобрачных достаётся цветов больше, чем Вождю мирового пролетариата, и усилиями архитектора Курца Штефана задвинули подальше с глаз долой. Коня ему не дали, стоял он в короне и с православным крестом в руке над головой. Архитектор Курц, двигавший памятник, старой закалки специалист, туго знал своё дело. Туго настолько, что когда после смерти архитектора бронзовый монумент взялись снова перемещать из глубины парка ближе к площади Великого национального собрания (ранее площадь Ленина), то с пьедесталом из камня ничего поделать не смогли и решили взорвать его, как всегда тайно и как всегда ночью.
Памятники подвигали, подвигали и успокоились. Теперь всех въезжающих на поезде в столицу Молдовы и убывающих из неё, неподалеку от железнодорожного вокзала встречал и провожал коренастый лысый бандит, за вооружённые налёты на барыг и зажиточных фраеров произведённый в экспроприатора экспроприаторов, а затем и вовсе в члены партии большевиков, так сказать – «лицо времени». Штефан же осенял крестным знамением Большой дом, где поселились новые руководители народа. Но всенародное счастье не приходило. Для поддержания революционного пыла в массах требовалась национальная ИДЕЯ. Но на ум мыслителям от власти и творческой интеллигенции приходило одно только паскудство. Например, сочинительница виршей с профашистскими взглядами возомнила себя Жанной Д’Арк современности и объявила, что разводится с недочеловеком, своим мужем (бедолаге не повезло родиться не молдаванином), дабы не мешал изображать непорочную деву и вести за собой нацию. Госпожа Лари подыскала подходящий объект для создания новой семьи. «Счастливцем» оказался памятник Штефану чел Маре. От полученного известия «главный аграрий» страны потерял дар речи, и даже выпитый им стакан воды и приседания с заложенными за спину руками не унимали икоту. Свита не решалась комментировать подобный пассаж, пока «главный» приходил в себя. Быть может, «руководитель» был сам не прочь увековечить своё имя женитьбой на памятнике. Однако демократия в республике хоть и культивировалась, но открытое поощрение гомосексуализма пока ещё не пользовалось популярностью у населения. К тому же оставался открытым вопрос, каким образом «молодожёны» будут отправлять свои супружеские обязанности? Кому надлежит исполнять роль жены, а на кого ляжет ответственность супруга. Если главой семьи станет господарь, то без вмешательства проктологов и хирургов Мирче Ивановичу не обойтись. Если наоборот – тоже ничего хорошего. Решение пришло само собой. Пусть её счастливая невеста выходит замуж. Дело молодое. «Жениху» хорошо за пятьсот, «молодая» не первой свежести, но, главное, налицо поступательное движение демократии. Кстати, попы идею особо не порицали. Мало ли, кто с кем венчается. Денежки уплачены – порядок. Маши кадилом. Пой псалмы. Да и в народе особых «брожений» не замечалось. Мало ли на свете чудаков и чудачек? Единственно, кто понимал, с кем имеет дело, и куда ведут подобные браки – это врачи в Костюженах или, проще говоря, в дурдоме. Эскулапы потирали руки в ожидании нового пополнения. Им случалось лечить Энштейнов, Наполеонов, Че Гевар и даже инопланетян. Жёны господарей доселе не поступали.