Но он все еще колебался, и сердце у меня неистово билось. Наконец он поднял взор на лейтенанта.
– Можете оставить нас, – коротко сказал он и, по его уходу, продолжал: – Ну, в чем дело? Говорите скорее, что вам нужно. А главное – не думайте одурачить меня, Беро!
Но теперь, когда я добился своего и остался с ним наедине, проницательный взор его глаз до такой степени смутил меня, что я не мог найти слов и, как немой, стоял перед ним. Должно быть это польстило ему, потому что его лицо немного утратило свое жестокое выражение.
– Ну? – сказал он опять. – Это все?
– Мой противник не умер, – пробормотал я.
Он презрительно пожал плечами.
– Что ж из этого? Неужели только это вы и хотели сказать мне?
– Я однажды спас вашей эминенции жизнь, – жалобно сказал я.
– Допустим, – ответил он своим тонким, резким голосом. – Вы уже упоминали об этом. Но, с другой стороны, насколько мне известно, вы сами отняли у нас шесть жизней, Беро. Вы вели и ведете жизнь буяна, убийцы, игрока, – вы, человек хорошего рода. Стыдитесь! Как же вы можете удивляться, что такая жизнь привела вас к этому? Впрочем, об этом я не желаю больше разговаривать, – коротко добавил он.
– Быть может, я еще когда-нибудь спас бы вашей эминенции жизнь! – воскликнул я под каким-то неожиданным наитием.
– Вам что-нибудь известно? – с живостью спросил он, устремляя на меня пристальный взор. – Но что я! – продолжал он, качая головой. – Старые штуки! У меня есть шпионы получше вас, Беро.
– Но нет лучше шпаги! – хриплым голосом закричал я. – Нет ни одной во всей вашей гвардии!
– Это правда, – медленно ответил он. – Это правда.
К моему удивлению, его тон изменился и взор опустился вниз.
– Постойте-ка, я подумаю, мой друг.
Он прошелся два или три раза взад-вперед по комнате. Кошка шла, поворачиваясь вместе с ним, и терлась о его ноги.
Я стоял, трепеща всем телом. Да, я должен сознаться, что руки и ноги у меня дрожали. Человек, для которого не существует никакая опасность, у которого сердце бьется спокойно перед лицом неизбежной смерти, почти всегда пасует перед неизвестностью. Внезапная надежда, которую пробудили во мне его слова, так потрясла меня, что его фигура заколыхалась у меня перед глазами. Я ухватился за стол, чтобы удержаться на ногах. Никогда даже в глубине своей души я не подозревал, что надо мною так неотвратимо нависла грозная тень Монфокона и виселицы.
Однако я имел время оправиться, потому что он не сразу заговорил. Когда же он заговорил, его голос звучал резко, повелительно.
– Вы имеете славу человека верного, по крайней мере, своему хозяину, сказал он. – Молчите! Я знаю, что говорю… Ну, и я вам верю. Я намерен дать вам еще один шанс, хотя самый отчаянный. Горе вам, если вы обманете мое доверие. Вы знаете Кошфоре в Беарне? Это недалеко от Оша.