– А с барменом что? Тоже скоропостижно скончался?
– Глеб, ну нельзя же так! – поморщился Лазарев. – Бармена мы отпустили, вежливо извинились. Он ведь Головне долг отдавал. У старшей дочери был день рождения, вот он и одолжил у капитана на подарок и застолье три тысячи долларов. На полторы тысячи дочке комплект купил, сережки и колечко с бриллиантами, даже чек предъявил из ювелирного магазина. А остальные полторы тысячи кинул на застолье.
– Сколько лет дочке исполнилось?
– Пятнадцать.
Быстрым движением Лазарев выбил сигарету из пачки, спохватившись, протянул пачку Константинову. Тот отказался:
– Спасибо, Юраш, твой «Парламент» для меня слабоват. Я привык к «Честерфилду». – Он достал свою пачку.
– Смотри, Глеб, в нашем с тобой возрасте крепкие сигареты курить вредно. А лучше вообще бросать.
– Лучше, конечно, бросать, – согласился Константинов, – знаешь, Юраша, если мы с тобой перешли к разговору о вреде курения, то пора нам расходиться. Спать пора. Ты мне больше ничего сказать не хочешь?
– Я? Тебе? Ничего... Ну разве что рад был тебя повидать. Надо нам, Глебушка, иногда и просто так встречаться, без всякого дела. Нам бы с тобой в Москве как-нибудь в баньку сходить, пивка выпить, а то совсем мы очерствели, разучились общаться просто так.
– Да, Юраш. Я тоже рад встрече. И в баньку сходим обязательно, и пивка попьем. Только прошу тебя по старой дружбе, не трогайте вы Ревенко. Вот представь – возьмете вы его, а у него вдруг тоже, как у Головни, начнется приступ какой-нибудь сложной болезни. Ведь от неожиданностей никто не застрахован, а вы – особенно. Второй такой прокол будет значить только одно: кто-то из вашей конторы очень не хочет, чтобы был арестован знаменитый чеченец, кто-то крепко с чеченцем повязан.
– А если мы его возьмем, но приступа не случится? – тихо спросил Лазарев. – Это что будет значить?
– То же самое, Юраша. То же самое. Если вы тронете Ревенко, то засветитесь, ярко и неугасимо. Это не только мое мнение. Это факт, известный в моем департаменте и за его пределами. Так что держитесь от греха подальше, не трогайте доктора Ревенко. Ведь Ахмеджанова мы возьмем в любом случае. Если вы перестанете нам мешать, то все, что он скажет, останется между нами, смежниками.
– А ты, Глебушка, не преувеличиваешь?
Константинов преувеличивал. Пока никто, кроме него, не догадывался, что возможный арест доктора Ревенко службой ФСБ засветит чье-то активное нежелание взять Ахмеджанова живым. Но он чувствовал: ход сделан правильный.
– Нет, Юра, я даже преуменьшаю. Ну зачем нам межведомственные разборки в такой острый момент? Кому от этого лучше? Ты уж как-нибудь объясни своим коллегам, что можем с чистой душой отдать им потом все лавры. Помнишь, как сказал Шелленберг в «Семнадцати мгновениях»? «Какая разница, кого погладят по головке и кому дадут конфетку?»