Чеченская марионетка, или Продажные твари (Дашкова) - страница 102

– А ты помнишь, что ему ответил Мюллер? «Я не люблю сладкого». Так вот, я тебе, Глебушка, тоже скажу, я не люблю сладкого.

– Любишь, Юраш, любишь, – улыбнулся Константинов, – ты еще в академии мог плитку шоколада за минуту умять.

ГЛАВА 15

Маша стояла босиком на траве, в шортах и короткой футболке. Держась рукой за спинку плетеного кресла, она сосредоточенно делала какие-то балетные упражнения и шепотом повторяла:

– Гран батман, пти батман, плие!

Она была так занята, что не заметила Вадима, который остановился на крыльце и любовался ею.

Оторвавшись от спинки кресла, она вдруг быстро завертелась на одной ноге, потом легко подпрыгнула, на секунду повисла в воздухе, но тут же шлепнулась на траву и, заметив наконец Вадима, улыбнулась:

– Доброе утро!

Вадим шагнул к ней, хотел помочь подняться, но она уже вскочила на ноги.

– Доброе утро, малыш. Ты завтракала? – Он взял в ладони ее горячее, раскрасневшееся от полуденного солнца лицо и поцеловал приоткрытые сухие губы.

– Нет еще. Я не люблю завтракать одна, а ты спал.

Завтракать решили на кухне, в саду слишком жарко.

– Помнишь старый телесериал «Адъютант его превосходительства»? – неожиданно спросила Маша, отхлебнув кофе из маленькой чашечки.

– Конечно, я его несколько раз смотрел.

– Помнишь, Кольцов возвращается ночью домой, а мальчик Юра, сын погибшего офицера, спрашивает: «Павел Андреевич, вы шпион?» Так вот, я тоже хочу спросить тебя: Вадим Николаевич, вы шпион? Или мафиози? Кто вы такой, Вадим Николаевич? Почему вас боятся бандиты? – Маша улыбалась, но глаза ее были серьезны. – Понимаешь, я вчера решила вымыть голову. Наверное, лучше бы мне в руки не попала случайно именно та бутылка, в которой вместо английского шампуня с протеином оказалась кассета. Конечно, мне ужасно стало интересно – что же такое на этой кассете? Почему понадобилось так хитро ее прятать? Но, поборов свое здоровое любопытство, я поставила бутылку на место и колпачок завинтила. А потом я вспомнила, как испугались бандиты на улице, как те, в сарае, уважительно разговаривали с тобой на своем языке. А теперь успокой меня, пожалуйста, и соври что-нибудь так, чтобы я поверила и перестала бояться. Ведь правды ты мне все равно не скажешь...

Прежде чем ответить, Вадим залпом допил свой остывший кофе и закурил:

– Я не стану врать тебе, малыш. Полтора года я оперирую раненых чеченских террористов, которых переправляют тайно сюда, в горы. Если я откажусь это делать – меня убьют. Если буду продолжать – рано или поздно арестуют. Мне приходилось и раньше оперировать бандитов, но совсем других, местных. Там пулевые и осколочные ранения случались редко. Ко мне обращались солидные люди, «крестные отцы» местных мафий, с обычными хирургическими проблемами. Я был чем-то вроде придворного хирурга для них. А теперь я оперирую бандитов, удаляю пули и осколки. По закону врач обязан тут же сообщать в милицию, если к нему попадает раненый с огнестрельным или ножевым ранением. Но дело даже не в этом. Совершенно случайно и неожиданно у меня в руках оказалась кассета, на которой заснято, как крупный чиновник, кандидат на пост губернатора, получает полмиллиона наличными из рук чеченского полевого командира, бандита, находящегося в розыске. Из разговора становится ясно, что чиновник получает деньги от бандита постоянно и его предвыборная кампания полностью оплачивается чеченцами. Бандита я оперировал полтора месяца назад. Он практически не имел шансов выжить.