– Ладно, но выбирай ты сам. Я кое-что понимаю в театральном костюме, но довольно смутно представляю, что мне идет и не идет в реальной жизни.
Вадим заставил Машу перемерить семь платьев, выбрал два – повседневное из тонкого льняного трикотажа и нарядное, строгое, из светло-бежевого шелка. Именно эти два платья идеально на ней сидели, будто специально для Маши были сшиты. В обувном отделе он подобрал к повседневному платью легкие замшевые босоножки, к нарядному – строгие туфли-лодочки. Он стоял перед ней на коленях, сам надевал ей туфли и босоножки, прикасался к ее ногам так нежно, как если бы это были не просто ноги, а бесценные произведения искусства.
«Господи, – думала Маша, глядя на его седую макушку, – я таю от него, как мороженое на ярком солнце, растекаюсь сладкой лужицей и ничего не соображаю. Даже страшно. Хотя чего теперь бояться? Мы передадим кассету Константинову, все расскажем ему и полетим в Москву. Столько уже произошло, хватит с нас, надо отдохнуть».
– Машенька, встань, пожалуйста, пройдись, – попросил Вадим, – удобно тебе? Не жмет? Не трет?
– Да, мне очень удобно. Давай на этом остановимся, ладно?
– А кроссовки?
В примерочной спортивного магазина Маша переоделась в новые светло-серые шорты-бермуды, новую бледно-розовую футболку и сменила драные китайские тапочки на новые замшевые босоножки.
– Упаковать? – спросила продавщица, глядя на жалкую кучку стареньких тряпочек, которую Вадим вынес из примерочной.
– Выкинуть! – распорядился он. – И тапки тоже!
Продавщица понимающе кивнула.
Напоследок он выбрал для Маши самые дорогие кроссовки. Продавщица упаковала их в глянцевую пеструю коробку, завернув в шелковистую папиросную бумагу, словно экзотические фрукты.
В маленьком открытом баре они чокнулись свежевыжатым апельсиновым соком.
– Я нас с тобой поздравляю, Машенька, – сказал Вадим, – но по-настоящему мы поздравим друг друга в Москве, когда все останется позади.
– А все и так позади, – пожала плечами Маша, – все плохое кончилось. Знаешь, я поняла – когда мы вместе, нам везет. Порознь значительно хуже.
Как только они сели в машину, затренькал сотовый телефон. Доктор щелкнул крышкой:
– Алло!
В трубке стояло мрачное молчание.
– Молчат? – тревожно спросила Маша.
– Сейчас перезвонят, – успокоил Вадим ее и себя.
Но никто не перезванивал.
– Господи, какая я дура, – выдохнула Маша, – ничего еще не кончилось, они вполне могли засечь нашу встречу на рынке.
– Машенька, пожалуйста, не называй себя дурой. Мне не нравится это слово. Они, конечно, могли засечь нашу встречу на рынке, но только теоретически. Во-первых, они не следят постоянно. На это им просто не хватит людей. Во-вторых, когда они не спускали с нас глаз, мы это чувствовали, помнишь?