Через пятнадцать минут после ухода взбешенного, трясущегося капитана далеко в горах у изголовья кровати Аслана Ахмеджанова затренькал сотовый телефон.
– Аслан, мне, конечно, все равно, но, думаю, тебе стоит знать, – услышал чеченец голос доктора Ревенко, – ко мне только что приходил капитан местной милиции по фамилии Головня и спрашивал о тебе.
– Что ты ему сказал?
– Я порекомендовал ему обратиться к эндокринологу.
– К кому?
– К врачу, который специализируется на гормональных заболеваниях, – устало вздохнул Вадим Николаевич.
* * *
Головня шагал по ночной аллее. Сердце колотилось, не только рубашка, но и пиджак под мышками промокли от пота. Разговор с доктором вывел капитана из себя. Но не потому, что доктор не стал сдавать Ахмеджанова первому попавшемуся милиционеру и не купился на провокацию. Капитану до этого Ревенко не было никакого дела. Ему поручили проверить на вшивость, он проверил.
Взбесило Головню упоминание об этой проклятой базедовой болезни, которую у него действительно нашли на последней медкомиссии. Это грозило пенсией, а в качестве пенсионера он никому не нужен. И ладно бы какой-нибудь гастрит или гипертония – этим болеют многие. Но гормональная дрянь, которую обнаружили у Головни, влияла на состояние нервной системы. А нервнобольной – все равно что псих. Он чувствовал, как заводится от малейшего пустяка, как набухает и колотится сердце ни с того ни с сего, и в пот бросает, и руки трясутся, и с глазами что-то не то. Его бесило любое упоминание о щитовидной железе, и совсем уж унизительным казалось, что болезнь эту считают по преимуществу женской – Ревенко только подтвердил слова врача на медкомиссии.
Капитан был так раздражен, что ничего не замечал вокруг. Не увидел и тень, метнувшуюся из кустов, не услышал щелчка фотоаппарата. «Ну за что мне, мужику, бабская болячка? И почему все меня в этот, как его – диффузный зоб – тычут носом? Неужели так заметно?» – думал он, шагая к освещенной остановке экспресса.
Матвею удалось сфотографировать капитана, когда он вошел в конус фонарного света и был освещен с головы до ног. Конечно, фотография могла получиться нечеткой, но те, кому он отдаст пленку и микрокассету, разберутся.
На следующий день рано утром по дороге на телестудию Матвей остановил свой зеленый «жигуленок» у газетного киоска, который находился неподалеку от санатория «Солнечный берег».
– Здравствуйте, Семен Израилевич, – обратился он к старенькому киоскеру, – как дела? Как здоровье?
– Спасибо, Мотенька, – улыбнулся старик, – живем потихоньку, коптим небеса. Тебе, как всегда, «Независимую»?