«Геройски погибли Монбренн, Коленкур [3] ,
В плену Бонами…» «Быть не может!»,
«Контужен Даву, ранен Латур-Мобур [4] …»
«Все лучшие войны, о Боже!»
Коня седлать просит Наполеон,
Узреть поле битвы сам хочет он.
Устало солдаты брели на ночлег,
Носились без всадников кони,
Капрал Шарль Гуно, взятый в армию клерк,
Лежал в груде трупов на склоне.
Контужен в сражении был он слегка,
Во время шестого на флеши броска.
Гуно, как солдат, был не очень хорош,
Но был он другим необычен:
Он внешностью был с императором схож,
Таким же сложеньем отличен.
Слыхал он порой насмешки солдат:
«Гуно – император! Виват! Виват!»
Но вот он очнулся, повсюду темно,
Лежат мертвецы друг на друге,
Поднявшись, к своим бивуакам Гуно
Поплёлся в великом испуге.
Но русские с флешей раньше ушли,
И скоро Гуно уланы нашли.
Хотели его отвезти в лазарет,
Но гордо Гуно отказался,
Не знал он ещё, что полка его нет,
С уланами греться остался.
Поел у костра, глубоко зевнул,
На землю прилёг и тут же заснул.
И снился ему необычнейший сон:
Сидит он как будто на троне,
Придворною свитой, как царь, окружён,
И скипетр сжимает в ладони,
Корона блестит на лбу у него,
Но гром прогремел – и нет ничего.
Мерцала луна, вырываясь из туч,
Дул резкий, порывистый ветер,
Ступал император меж мертвых тел куч
По полю страданья и смерти.
Тяжёлою думой был он томим,
И свита ступала следом за ним.
Слышны были всюду стенанья людей,
Владыка сильней хмурил брови,
С земли к небесам испарялись везде
Пары человеческой крови.
И видел царь галлов ужас и страх,
И слышал мольбы на всех языках.
Тут, в русской земле, вся Европа была —
Французы, поляки, австрийцы,
Италии, Рейна бойцы без числа,
Испанцы и далматийцы.
Лежали люди без ног и без рук,
И смерть торопили избавить от мук.
И свите приказ император даёт:
«Собрать всех раненых с поля!»
И дальше один уже молча идёт,
Один среди смерти и боли.
Вдруг раненый рядом с ним застонал,
И голос его император узнал.
Огюст Коленкур, генерал молодой,
Любимец солдат и фортуны,
Лежал в луже крови, сжимая рукой
Портрет красавицы юной.
Была это Бланш – невеста его.
«Вы ранены, граф?» «Пустяки, ничего…»
Сказал и свой дух в тот же миг испустил,
Поникнув кудрявой главою,
И прочь император скорей поспешил,
На трупы ступая порою.
И говорил, обращаясь к луне:
«О Боже, за что? За что это мне?
Желал я того ли? О нет, никогда!
Желал я, чтоб все жили в мире!
Закон и свободу я сеял всегда,
В Берлине, Варшаве, Каире.
Везде я лишь мира искал одного
И меч обнажал для защиты его.
Но мира всё нет, а трупов всё больше!
И кости французов повсюду –
В Египте, Италии, Австрии, Польше,