Если речь идет о России и ее будущем, то ни о каком секулярном государстве не может быть и речи. Построение и, тем более, добровольное согласие граждан на такое государство означало бы смерть, окончательный распад того, что всегда было Россией. Секулярное общество у нас может либо поддерживаться жесткой диктатурой тоталитарного образца, не очень долгий период, в который, тем не мнение, государство вынуждено обращаться за этическим идеалом все к тому же христианскому источнику, делая это тайком, или вообще неосознанно. Либо такое общество у нас симулируется верхами, пытающимся обратить вовне этот косметически «подкрашенный» фасад социума, как того требуют правила политической игры современности. А внутри происходят совершенно взаимоисключающие процессы, которые буквально разрывают на части омертвелую ткань постсоветского общества. Не случайно все чаще и чаще государство, в поисках «новой идеологической партийной линии» прибегает к услугам Церкви, впрочем, стремясь поставить именно себе на службу внешнюю, религиозную атрибутику, лишенную внутреннего содержания, как суррогат нового идеологического фундамента под разваливающийся социум. Но даже такие усилия знаковы.
Россия, при любой власти, вольно или невольно, обращается к ценностям Православия, в которых собственно и содержится «ДНК» нашего национального бытия.
Протоиерей Михаил (Аскул), в частности, совершенно справедливо указывает: «В IV веке св. Григорий Богослов (развивая мысли Аристотеля по этому поводу. – Авт .) отмечал, что существует три основные формы правления: монархия, правление одного, содержащая в себе веру в одного Бога или, по крайней мере, в высшего Бога; полиархия или аристократия, правление меньшинства или лучших, связанное с политеизмом; и, наконец, власть большинства, которое свт. Григорий Богослов называет анархией (демократией), идущей рука об руку с атеизмом. Святой утверждает при этом, что православные почитают монархию, поскольку она подражает единству Бога, в то время как полиархия предпочитает рассеивание Его могущества, разделение его сущности между несколькими богами. И, наконец, анархия, правление народа, богословски заключает в себе распыление Божией сущности, иными словами, власть оказывается настолько раздробленной, что при ней становиться уже почти невозможным постичь само существо Бога».
Постараемся правильно понять эти слова святителя Григория Богослова. Святитель не утверждает, что народы всегда делают сознательный философский выбор, но из его слов скорее следует, что между богословием и политикой всегда имеется прямая связь. Эта последняя особенно очевидно проявилась в том, что можно условно назвать «политической христологией и богословием» христианского Рима, где монархия и империя подражали Боговоплощению. Подобно тому, как Иисус Христос есть одновременно Бог и человек, так и православное общество имеет два измерения: земное и небесное, соединенные между собой, как две природы Христа. При этом василевс или царь, империя, император представляли собой как бы человеческую природу Христа, тогда как священство по аналогии знаменовало собой Его божество. Трудясь вместе, они способствовали совершенствованию христианского общества, наподобие того, как Совершенный Богочеловек Христос совершает дело спасения мира. Иначе говоря, император заботился, прежде всего, о теле, священник же – о душе. Само собой разумеется, что подданные императора и сам он были членами Церкви, потому что в действительности и сама империя была Церковью». Причем, такое понимание священной природы Верховной власти идет еще со времен античности, со времен классической греко-римской культурной традиции, сосредоточенной всецело на идее гармонического сочетания духовных и физических основ бытия, описываемого идеалом «эвритмии», т. е. понимания нормативного социального порядка как отражения порядка божественного.