– А я, Ваня, и не ждал, … – Илья махнул огромной рукой. – Знаю, не смогёт ни один. Так и что… Ходил пешим, и буду ходить, не жалься, Ваня, не беда… А для сумы… для бранного хозяйства маво у меня кобылка есть… – Илья обернулся к сараю и тихонько свистнул. Из сарая во двор сначала выглянула, а потом и вышла грациозно красивая пегая лошадь. Мотнув головой, она потопталась на месте и будто нерешительно двинулась к Муромцу. Когда лошадь прошла мимо Стаса, она показалась ему высокой и стройной, а когда приблизилась к богатырю, стала выглядеть как пони. Илья положил на её круп тяжелую ладонь:
– Ну, что, девка, купаться пойдем?
Лошадка ржанула и тут же стала коротко наступать на мужика, тесня его из ворот. Втроём они медленно пошли со двора. Мужик продолжал в чем-то оправдываться, а Илья только изредка равнодушно отмахивал рукой.
Стас смотрел им вслед и улыбался.
– Вот тебе и Муромец… Вот тебе и всадник…
Николай вдруг оказался на поляне посреди заснеженного редколесья и инстинктивно обхватил себя руками, хотя холода, естественно, не испытал. Только крылышки за спиной затрепетали чуть быстрее. Он огляделся. И вздрогнул. Прямо напротив него, буквально в нескольких шагах, стоял человек в черном. Цилиндр, бакенбарды, смуглое лицо. Ноздри поэта ходили ходуном.
– Александр Сергеевич! – не веря себе, проговорил Николай и улыбнулся. И сразу увидел в правой руке Пушкина тяжелый пистолет, стволом глядящий до поры в притоптанный у ноги снег. Николай обернулся. Поодаль стояла такая же стройная черная фигура, и еще несколько людей в стороне, а еще дальше две повозки, запряженные лошадьми.
– Господи! Это же…
Все команды были уже позади. На лице Пушкина ясно читалось волнение. Вот он медленно и все же чуть суетливо поднял пистолет, прицелился, закусив губу, и выстрелил. Эхо повторило грохот взорвавшегося в стволе порохе. С ближайших деревьев осыпался снег. Пуля шевельнула воздух где-то возле призрачного плеча Николая. Кто-то охнул, кто-то вскрикнул, черная фигура на другом конце поляны пришла в некое беспокойство, чуть согнулась, но вновь выпрямилась. Пушкин опустил пистолет и коротко выдохнул – на миг его лицо окутало белое облачко горячего дыхания. И опять наступила тишина ожидания. Николай только по этой тишине понял, что Дантес уже поднял пистолет.
– Александр Сергеевич, он вас сейчас грохнет! Александр Сергеевич! – Николай развернулся навстречу выстрелу и попятился к поэту. – Точно грохнет, тикать надо. – Он оглянулся на смуглого дуэлянта. – Вам бы сейчас «калашникова»…
Пушкин застыл. Лицо его уже не было смуглым, скорее бледным. Темные глаза, не мигая, смотрели в сторону противника. Николай оказался теперь совсем рядом и неотрывно глядел в это удивительное лицо, будто стремился запомнить.