– Вася, – тихо сказал Николай, – успокойся. Неужели ты не понял, что нам ничего не дано сделать после смерти. Что вся наша возня – это только возня… Всё кончилось! Нам об этом уже 20 раз намекнули, ты не заметил?.. «Унитазы»!
– Я тоже об этом думаю, – сказал Николай. – И вы меня, ребята, извините, мне бы домой надо. В машине милиция адрес мой нашла, в блокноте, теперь и Наталью допрашивать начнут. В общем, сделать я ничего не смогу, но хоть рядом побуду… Если что, встретимся. Пока.
Стас растворился в воздухе. На крыльце стало совсем грустно, Василий даже прослезился. Николай не смотрел на него, сидел, облокотившись на кирпичную стену здания, и думал о чем-то своём.
Спецназовец Витя находился в небольшой камере с койкой, столиком, раковиной и унитазом. Утром ему принесли геркулесовую кашу, чай и два куска белого хлеба. Скептически оглядев завтрак, Витек всё-таки решил его съесть. Чем и занялся.
Паша вошел в камеру сквозь тяжелую дверь. Увидев перед собой мирно жующего партнера, Паша просто осатанел:
– Ты, Витек, меня сильно огорчил! – сказал дух Паши и пнул миску с кашей. Неожиданно для него миска взлетела, и каша мгновенно повисла на носу узника. Павел удивленно посмотрел на свою полупрозрачную ногу:
– Вот это да! А ну-ка еще… Получи-ка, гаденыш!
Он тут же плеснул ладонью по щеке спецназовца, и уже обалдевший к этой секунде Витёк вдруг заорал благим матом и забился в угол.
Заглянувший в глазок двери охранник видел, как задержанный метался у стены и непрерывно орал что-то нечленораздельное, пересыпанное отменными ругательствами. Он то падал на пол, то вдруг взлетал в воздух и шмякался о стену. Голова его болталась, как будто её за нитки дергал кукловод. Витёк катался по полу, отпрыгивал в угол, вновь выволакивался в центр камеры и снова отлетал к стене. Орать он не переставал.
– Сумасшествие симулирует, – пробормотал охранник и, заложив руки за спину, медленно продолжил свой путь по бесконечному коридору.
Недалеко от Витька, в лазарете следственного изолятора, отдыхал генерал-майор Николай Михайлович. Голова его была перебинтована, плечо в гипсе. Николай Михайлович лежал на скромной койке под коричневым байковым одеялом и болезненно морщился, слушая громкий, булькающий храп соседа. Генерала поместили сюда утром, когда его сосед все еще спал. Но вот сосед проснулся, быстро, по-птичьи, повернул голову в сторону Николая Михайловича, мгновенно покинул постель, подошел к кровати генерала и сразу вцепился ему в волосы, торчащие меж бинтов: – Перхоть, товарищ, – это агенты международной инфекции! Только убивать и кипятить! Только кипятить и убивать!