– Зачем тебе? Жених что ли?
А Рита сказала:
– Конечно, жених.
И мы пошли покупать костюм. А потом я действительно женился, и Саньковы были шаферами на свадьбе. Вскоре после этого вышел мой очерк «Учительница», вызвавший слёзы на глазах моей жены Юли. Но я всегда придерживался правила – писать откровенно, что, может, и отличает мои материалы от многих других.
Так вот после нашей женитьбы, когда мы с Юлей приходили в гости к Саньковым, и я обнимал Риту, Саньков пытался так же обнять Юлю, а она не позволяла ему этого, что его изумляло, и он возмущённо говорил:
– Юля, ну посмотри, Женька же обнимает Ритку, а почему я не могу тебя обнять.
Но Юля оставалась при своём, и мы шли в комнату, весело смеясь.
* * *
Дважды я уезжал за границу работать переводчиком, и всякий раз по возвращении из длительной командировки Рита и Пётр Сергеевич уговаривали меня вернуться в театр. Я возвращался, ибо театр был нашей второй жизнью. А когда я собрался уезжать в очередную загранкомандировку, в Пакистан, Рита, прощаясь со мной, беспокойно сказала:
– Женя, я боюсь, что мы с тобой больше не встретимся.
Это был тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год. Прошло двадцать лет нашей дружбы. Я впервые поцеловал Риту, когда при этом не присутствовал Пётр Сергеевич, и сказал, что всё будет нормально: мы встретимся. Но Рита оказалась права, а я ошибся. В Пакистане пришло письмо с сообщением о том, что Рита умерла от инсульта.
Это случилось на сцене театра во время одной из репетиций. Рита покачнулась и, сказав «Вот и всё», упала на руки Петра Сергеевича. Спасти её не смогли. Она ушла из жизни настоящей актрисой.
Я вернулся из Пакистана и с тяжестью на сердце вошёл в дом, где уже никогда не могло быть Риты. Пётр Сергеевич обнял меня, и мы заплакали. Но когда он сквозь слёзы спросил меня, был ли я с Ритой… он не договорил… в интимных отношениях, слёзы вдруг высохли, и я сухо ответил: Никогда. И это была правда. Но я подумал, как же тяжело было Петру Сергеевичу все эти годы, когда он подозревал свою Риту в измене со мной, но гасил в себе эти подозрения, проявив их лишь один раз после её смерти. Мы были с Ритой и с Петром Сергеевичем настоящими друзьями.
Теперь прошло ещё тридцать лет. Я давно живу в Москве, а Пётр Сергеевич по-прежнему в Ялте, только в доме своей дочери Наташи. Наташа отдельная страница нашей жизни. Когда-то давно, в семидесятые годы, когда я работал в институте «Магарач» переводчиком, Пётр Сергеевич привёл ко мне свою дочь Наташу и попросил устроить её на работу. Мы взяли её машинисткой. И какое же это было счастье для всех сотрудников, когда в коллектив пришла девушка вся в отца: такая же спокойная, такая же скромная, такая же решительная и главное – прекрасная грамотная машиниста. Я в ней души не чаял, как и все сотрудники.