— Вот как всегда. Понабирали в Красную Армию по объявлению! Который тута раз уже… Они бомбы скинут и сразу драпать, растянутся кишкой, а тута «шмитты» подходят, много и с превышением, часть на тебя накинется, часть на бомберов. А они ни хера не могут поодиночке, вот и сшибают их тута почем зря. А нас потом дрючат за то. Как вдвоем-то леталось-то?
— Нормально, — ответил Игорь, — хорошо небо видели. Удобно перестраиваться. Оно, конечно, не знаю, каково в бою будет, но лететь нормально.
— Да, немного удобней, — подтвердил Виктор. — Маневрировать проще, я на крыле держался, чуть сзади. Так и ведущего хорошо видел, и все, что вокруг творится.
— Ага. Самолетов мало осталось, попробуем парой полетать, как немцы. А что до боя… Попробуем. Я с командиром поговорю, может, он согласится учебные бои провести. Но все равно, раз такая херня с самолетами, то будем тута парой летать, потому что задач нам не уменьшают.
— Товарищ командир, — снова встрял в разговор Виктор, — еще бы радио поставить, чтобы переговариваться можно было. Почему мы его не используем?
— Радио, — видно было, что Шубин зол, но сдерживается. — А ты сам тута с радио летал? Херня твое радио. Я вот летал, все шумит, трещит на хер. Через 10 минут голова начинает болеть. Снял к чертовой матери, к чему лишний вес возить.
— Так это, товарищ капитан, может, оно у вас не настроено было?
— Мля. Саблин, тебе делать не хрен? — Однако Шубин задумался. — Впрочем, ты же военный человек тута, знаешь, что в армии инициатива наказуема исполнением? Николаич! — окликнул он старшего техника: — Подайте-ка мне сюда механика по радио. Я надеюсь, у нас такой еще водится?
Шаховцев, помощник командира эскадрильи по эксплуатации, высокий мужик лет под сорок, что-то сказал механикам, вытер замасленные руки ветошью и несколько опасливо подошел поближе.
— Николаич, помнишь, ты с моей машины передатчик снимал? Он живой еще? Сколько их в эскадрилье?
— Да лежит у меня на складе. Чего ему сделается?
Но тут, путаясь в полах длинной шинели, прибежал механик. Им оказался тот самый вечный дневальный — маленький, щуплый солдатик. Форма сидела на нем, как на корове седло. Шапка, видимо, на несколько размеров больше, постоянно сползала на нос, закрывая очки, длинные рукава шинели закрывали кисти рук.
— Мля! Опять тута это чучело, — все сильнее закипая, протянул Шубин: — Гольдштейн, какого хера! Как долго ты будешь позорить своим внешним видом нашу доблестную Красную Армию? Никчемный сын великого народа! Выглядишь, как последний босяк. Ты выйди в воскресенье на паперть, тебе медяков накидают. Превратили армию в бордель! И вас тоже это касается, товарищ старший техник, — закричал он на Шаховцева. — Когда у вас механик похож на огородное пугало, то чему удивляться, что половина машин в эскадрилье небоеспособна. И не мое дело, где вам брать запчасти! Рожайте! Это безответственность! — Видно было, что Шубина уже понесло и оправдываться перед ним бессмысленно. — Раздолбаи! Развели тута… Вы на фронте или кто? То один ходит по стоянке пьяный, видом другого можно людей пугать, а потом в эскадрилье моторы летят. Я тут наведу порядок, мать вашу, я вас под трибунал…