То были двух бесо$в изображенья…
Один – Дельфийский идол, лик младой,
Был гневен, полон гордости ужасной,
И весь дышал он силой неземной.
Другой – женообразный, сладострастный,
Сомнительный и лживый идеал —
Волшебный демон – лживый, но прекрасный…
Статуи древнегреческих богов, о которых шла речь в этих строчках, были в то же время олицетворением человеческих страстей. Это из-за них не мог успокоиться Пушкин, едва не пропала его юность и вообще вся жизнь.
Душевная гордость и овладевшее человеком сладострастие несовместимы с жертвенным служением Истине. Только великая, всепоглощающая любовь к избранной женщине помогла ему удержаться на высоте духа, пробуждать лирой «чувства добрые»…
* * *
Лермонтов так не горячился, но, щелкнув языком, отрицательно покачал головой: ничего здесь хорошего не выйдет. Безнадежно закрыть глаза на то, что вызывает в тебе внутренний протест: насилие над своей природой не приводит к добру. Я сам – признавался он – пробовал перекроить себя под более расхожие мерки, жить по принципам не столь глубоким, какие мог и хотел вместить…
Ну и что в результате? Ссоры, конфликты с окружающими, третья, непоправимая, дуэль – а ведь сколько еще осталось не высказано!..
* * *
Но больше всех взволновался Гоголь. Он тянул с портрета раскрытые ладони, словно на них лежал готовый ответ Людмиле, а в его темных, всегда загадочных глазах тонким слюдяным блеском стояли слезы. «Не так… не так…» – горестно повторял он, пока эти два слова не стали звучать в голове самой Людмилы, в такт усилившемуся биению пульса. Гоголь буквально умолял ее не связываться с Ямалой, не разделять мистическую философию Кима. Но ведь он и сам был мистиком… Разве вы, Николай Васильевич, поменяли свой взгляд на присутствие в жизни неведомого? Или считаете, что человеку нельзя с ним соприкасаться?.. Не так! Не так! Есть два входа в мистику: сверкающая белизной лестница в Царский град и черный ход, облепленный грязью с навозом… Первый ведет к Истине, второй – к подмене, которой увлеклось немало людей, в их числе и этот свихнувшийся малый. А Людмила должна держаться. Два пути в мистику не равнозначны, потому что один создал Бог, на этом пути главное – совершенствовать себя. Ну а другой открывает человеку сила, о которой написаны «Вий» да «Страшная месть»… Добро и зло, красота и безобразие, истина и ложь – не одно и то же!
* * *
Людмила оглянулась на пенопластовую фигуру в углу: действительно, сложно было бы убедить себя в том, что она может действовать во благо, если она вообще может как-то действовать. Даже если над ее круглой, как тыква, башкой действительно собирается тепло. И почему Ким, явно неглупый человек, не хочет этого понимать? Для чего он смешивает понятия, стоящие на разных полюсах бытия? Впрочем, он скорее не смешивает, а подменяет, наполняет их другим содержанием: безобразный Ямала для него объект поклонения, нарушение правил – доблесть, агрессия – признак правоты… Словом, все переставлено с ног на голову. А вот во имя чего?