На этом месте Иохансен прервал рассказ Маккэррона. Они были друзьями, и это, как мне кажется, давало ему право задать вопрос, о котором мы все думали.
– Ты любил ее, Эмлин? Ведь поэтому ты постоянно упоминаешь о ее глазах, улыбке и о том, как ты «думал о ней в свободные минуты»?
Я подумал, что подобное вмешательство должно было рассердить Маккэррона, однако этого не произошло.
– Ты вправе задать этот вопрос, – сказал он и замолчал, глядя в огонь. Могло показаться, что он задремал. В этот момент выстрелило сухое полено, искры закружились в камине, и Маккэррон посмотрел вокруг, сначала на Иохансена, а потом на всех остальных. – Нет, я не любил ее. То, что я говорил о ней, очень напоминает те детали, которые обычно замечает влюбленный мужчина – выражение глаз, одежда, смех. – Он зажег свою трубку специальной зажигалкой, затянулся и выпустил облачко дыма, окружившее его голову ароматной завесой. – Я восхищался ею. И мое восхищение росло с каждым ее появлением. Думаю, некоторые из вас воспринимают мой рассказ как историю любви, перечеркнутую обстоятельствами.
Но это не имеет ничего общего с реальностью. Ее история завершилась в последующие полгода, и когда, джентльмены, вы услышите ее, то, уверен, убедитесь, насколько она во многом типична, как утверждала сама Сандра. Она попала в Нью-Йорк, как тысячи других девушек, приехав из небольшого города…
…в Айове или Небраске. А может быть, в Миннесоте, я не помню. Она изучала драматическое искусство и участвовала в спектаклях местного городского театра. В местном еженедельнике были опубликованы хорошие рецензии одного драматического критика с ученой степенью, и она отправилась в Нью-Йорк, чтобы начать карьеру актрисы.
Она была практичной даже в этом – насколько позволяло столь непрактичное само по себе устремление. Ей захотелось попасть в Нью-Йорк, как она сама рассказывала, не потому, что она верила в то, на что намекали иллюстрированные журналы: любая девушка, приехавшая в Голливуд, может стать звездой. Она говорила, что приехала в Нью-Йорк, чтобы приоткрыть дверь в новый мир, а также потому, как мне кажется, что больше любила драматический театр, чем звуковое кино.
Она устроилась на работу в универсальный магазин и поступила на театральные курсы. Ее отличали ум и железная воля, но в ней было столько же человеческих качеств, как и в любом другом человеке. К тому же она была одинока. Так одинока, как только, пожалуй, могут чувствовать себя простые девушки из небольших городков Среднего Запада. Тоска по дому – это не всегда то смутное, ностальгическое и даже прекрасное чувство, каким мы его себе привыкли представлять. Оно может быть острым, как нож, и превращаться в болезнь не в переносном, а в прямом смысле. Оно может изменить взгляды человека на жизнь. Лица на улице становятся для него не безразличными, а отталкивающими и даже злорадными. Тоска по дому – это настоящая болезнь, боль вырванного с корнем растения.