вспомнил последнюю стоянку в Ленинграде. У причала был ошвартован огромный немецкий
теплоход «Уланга». Он держал на рее наш красный флаг, знак особого расположения к стране.
Теплоход уходил. Это было единственное немецкое судно в порту… Они все знали и до начала
войны увели свои суда из советских портов. Почему так случилось?
Спустя двадцать пять лет, прочитав книгу В. М. Бережкова «С дипломатической миссией в
Берлин. 1940–1941 гг.», мы поняли многое из того, что не могли понять тогда… Вот что он
писал: «… уже вернувшись в Москву, мы узнали, что 20 и 21 июня германские суда, стоявшие в
советских портах Балтийского и Черного морей, в срочном порядке, даже не закончив погрузки,
ушли из советских территориальных вод.
А у нас на это не обратили внимания. Недавно мне стало известно об одном факте, который
объясняет, почему так случилось. Буквально накануне войны в Рижском порту скопилось более
двух десятков немецких судов. Некоторые только что начали выгружаться, другие еще не были
полностью загружены, но 21 июня все они стали сниматься с якоря. Начальник Рижского порта,
почувствовав недоброе, задержал на свой страх и риск немецкие суда и немедленно связался по
телефону с Москвой. Он сообщил о создавшейся зловещей ситуации в Наркомвнешторг и
попросил дальнейших указании. Об этом было сразу же доложено Сталину. Но Сталин,
опасаясь, как бы Гитлер не воспользовался задержкой нами немецких судов для военной
провокации, распорядился немедленно снять запрет на их выход в море. Видимо, по той же
причине не было дано и соответствующих указаний капитанам советских судов, находившихся
в германских портах».{12}
Штеттинский лагерь
Долго спать не дают. Опять истошные крики: «Шнель! Лос!», алюминиевые кувшины с эрзац-
кофе, микроскопический кусочек хлеба на завтрак, погрузка в машины и полчаса сумасшедшей
езды.
Нас привозят за город, и машины останавливаются у смолисто-желтых бараков, обнесенных
колючей проволокой. Часовой распахивает ворота, и машины въезжают в лагерь. По-видимому,
это наше новое жилье.
После судового комфорта с отдельными каютами, великолепным питанием, чистым бельем
здесь все непривычно. Деревянные трехъярусные нары, матрасы, набитые стружкой, бумажные
одеяла и темный, как чернила, кофе-суррогат, маленький кусочек хлеба на день, неполная миска
тошнотворного ревеневого супа, жалкий ужин… Нам, избалованным бытовыми условиями на
советских судах, все это не по нутру. Хорошо еще, что бараки совсем новые, чистые, в них до