Ростислав спешить не стал — дал касогам рассыпаться в зажитье, да и двинул свою непрерывно прирастающую воями рать загонной облавой. Отрезал касожских удальцов, пришедшую погулять молодёжь, от бродов, прижал к реке.
Касоги теснились на широком пологом берегу Кубани, носились туда-сюда конные вестоноши — видно было, что воеводы касожские не решаются бросить своих в бой с княжьей дружиной. И князь не спешил лить кровь — а ну как удастся дело миром решить… А то, что пограбили касоги кубанский край — что за беда? Тем более и грабить-то почти нечего — при первой же вести о набеге кубанские русичи-«козары» всё самое ценное увязали в торока да конным побытом и кинулись в плавни, бросив дом и громоздкие пожитки — чего там было и бросать. Навыкли на Кубани жить беспокойно да бедно, и не скоро ещё выведется та привычка.
Не скоро, говоришь? — внезапно озлился на себя Ростислав и вспомнил свой давний разговор с Вышатой. — Ан нет, друже, скоро! Прижмём Степь, возьмём к ногтю!
Со злости князь чуть было не ожёг коня плетью, но вовремя опомнился. И тут же тронул его каблуком. Умный конь только чуть фыркнул в ответ и плавно подался вперёд, вынеся хозяина враз на несколько сажен из строя дружины.
— Княже! — крикнул было Вышата, но тут же умолк, оборванный коротким взмахом княжьей руки — безусловным прещением возражать альбо следовать за ним. Всадник на белом коне и в алом корзне, ускоряя шаг коня, двинулся к недвижно замершей от неожиданности рати касогов.
И только один из кметей княжьей дружины ослушался приказа князя. Совсем ещё мальчишка, он, сам дурея от страха и собственной дерзости ослушания княжьему слову, подогнал коня и почти догнал князя, ехал за его правым плечом.
По княжьей дружине прокатился короткий ропот:
— Молокосос! — выразился кто-то из длинноусых волынских кметей и сплюнул под копыта коня. — Уж будет ему от князя…
— Цыть, — коротко велел ему Славята, довольно улыбаясь. — Ничего ему не будет. Быль молодцу не укор…
А Шепель правил конём, почти ничего не видя, стараясь только не отстать от князя — смеяться потом кмети станут, скажут — захотел удалью выхвалиться, да сробел. Взялся за гуж, так не говори, что дюж, — всегда поучал его отец.
— Воротимся — будешь месяц на конюшне навоз чистить, — не оборачиваясь, сквозь зубы посулил ему князь.
Шепель только молча кивнул в ответ, ничуть не заботясь, что князь его ответа не видит.
Душа стыла от восторга и страха.
А князь усмехался разом и над мальчишкой, и над собой — ишь, тоже выхвалиться решил перед дружиной всей и кубанцами.
Сам не лучше мальчишки.