— Тогда почему ты не упомянула его в своих показаниях? В рассказе для Георгия? — вклинился таки со своим недоумением Михаил. — Почему не сказала, что знаешь его?
— Потому и не сказала, что дело это деликатное! — загорячилась я и меня снова залихорадило. — Миша ты должен предупредить Георгия! Руслана нельзя убивать! Никак нельзя!! — я вскочила и одеяло сползло на пол. — Мишенька!!! Обещай мне, что ты его спасёшь!!! Спаси его… Пожалуйста!..
От волнения всё во мне пересохло и, не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я схватила коньяк и начала пить прямо из горлышка. Михаил молча отобрал у меня бутылку, налил соку и заставил его выпить, затем укутал одеялом и, усадив к себе на колени, начал укачивать, как тогда, когда я пряталась в его квартире.
— Я сделаю всё, о чём бы ты не попросила, любимая… — подавленно пообещал он. — И я обо всём догадался… — я содрогнулась от страха и он прижал меня к себе покрепче: — Не бойся, Вероника… Я не подведу тебя… Ведь ты доверила мне самое дорогое…
Открыв глаза, я поняла, что лежу в постели. За окном вызвездилась ночь, в комнате было темно и тихо, лишь слегка потрескивали сучья в камине и мягкие сполохи падали на сидящего возле него задумчивого Михаила.
Укутанный простынёй он подкармливал палкой огонь, спокойно созерцая игру пламени, и был похож на древнего римлянина: большой, сильный и величавый.
— Миша, — тихо позвала я, — иди ко мне…
Он резко вскочил и простыня соскользнула к его ногам.
— Не надо, не поднимай её… Иди так… О, Боже! Какой же ты красивый!
Наша ночь была неторопливой, пронзительно нежной и прекрасной…
Обратно нас вёз тот же молчаливый таксист. Я сидела на коленях у Михаила и оба мы были сосредоточенны и безмолвны.
— Знаешь, чего я сейчас хочу больше всего? — тихо спросил он. Я подняла к нему лицо и утонула в его прозрачных серых озёрах. — Я хочу спрятать тебя за пазуху и повсюду носить с собой. Не расставаться с тобой ни на минутку…
— Тогда ты будешь не мишкой, а кенгуру… — попыталась я пошутить.
— Да хоть чёртом лысым — лишь бы с тобой! — с горечью воскликнул он.
Я уткнула лицо в расстёгнутый ворот его рубашки:
— Не надо, Миша, не рви душу! Мне тоже нехорошо… Потерпи, всё уляжется.
— Где ты была? — сурово вопросила бабушка, едва впустив меня в квартиру, и поплелась следом. — Развлекалась со своим Мишкой?
— Ну развлекалась! А что? — взъерошилась я, пытаясь не впустить её к себе в комнату. — Я молодая, никому не нужная женщина: что ж, я уже не имею права развлечься?
Бабуля по-хозяйски вошла, подбоченилась и уставилась на меня скорбным взглядом: