Расплачиваясь с энергичной дамой на входе в туалет, краем глаза я заметила, что подозрительный объект скрылся в метро, и это меня не порадовало, потому что и сама я собралась пойти туда. Правда, несколько позже. А пока я вошла в самое востребованное общественное место, где всех присутствующих объединяют общие проблемы, желания и задачи независимо от статуса и прочих различий.
Против ожидания народу в туалете не было и, как я поняла несколькими минутами спустя, это была большая удача, потому что никто не видел моих ошарашенных глаз, когда я открыла сумку. Вместо бабушкиной «фирменной» упаковки с воблой я увидела нечто совсем иное! И не моё. Исключительно ничего моего в этой сумке не было. Где же моя косметичка? А моё бельишко? А дорожное полотенце? И что-то ещё, о чём я никак не могла вспомнить, кроме того, что оно было мне чрезвычайно нужно…
Я тупо уставилась на полиэтиленовый мешок, надетый на другой, забитый до отказа и весьма похожий на мешок из-под сахара. Вернее, я видела лишь уголок этой мудрёной упаковки, торчащий из-под женского шёлкового платка, с которого на меня нагло таращились желтоглазые ромашки, раскиданные по голубому фону. В голове, как заигранная пластинка, завелась песенка про синий платочек, а на сердце упал камень, никак не меньше утёса Стеньки Разина.
Рука сама потянулась к платку — я потащила край его на себя и увидела надпись: «Обойный клей». Что?!!! Какой ещё «обойный клей»?! Робко шевельнулась спасительная мыслишка: уж не бабусина ли это диверсия? Знает, что я затеяла ремонт, и втихую подсунула мне этот клей… А вобла тогда где?! Нет, тут что-то не то… И сердце вместе с придавившим его камнем покрыла ледяным настом вчерашняя тревога: это вовсе не клей! Это… Я вспомнила свой культяпый спецрейс, умершую от передозировки девушку — и припала к холодной стене: наркотик, вот это что!!! И сумка не моя, а той рыжей! Просто по жуткому стечению обстоятельств она оказалась клоном моей.
А мою тогда кто взял?! Кто украл мою воблу?!!! Ренат, вот кто! И неожиданно я всерьёз затосковала по потерянной вобле, потому что думать мысль о наркотиках не могла физически. Это была очень, очень страшная мысль!
И я ухватилась за соломинку: а если это на самом деле обойный клей? Самый что ни на есть всамделишный… Я огляделась, сняла заколку и изо всей силы ткнула ею в мешок. В прореху просочился белый, как снег, порошок. «И зачем я это сделала? — затосковала я, щупая сыпучую массу. — Я же всё равно не смогу распознать наркотик это или…». Но то, что содержимое мешка не являлось обойным клеем, я могла утверждать с уверенностью. На ощупь порошок напоминал крахмал — и всё же это был не он…