– Дядя, дай откусить. – Таинственное существо вышло из укрытия и, откровенно жадно глазея на Пашкин кусок, потребовало свою долю. У голодного бедолаги чуть не случился апоплексический удар. Он, ни секунды не сомневаясь, буквально проглотил изделие, которое планировал жевать если не сорок, то хотя бы двадцать раз. Существо продолжало лупать глазами, не изменяя направления взгляда. Шило понял, что его приватная трапеза накрылась медным тазом. Он быстро, как смог, заглотил остатки первой порции и, немного удовлетворенный, вступил в переговоры с незваным гостем.
– Ты кто? – разглядывая пришельца, спросил Пашка.
– Кирилл, – представился человек. – Я очень хочу твой бутерброд, – снова очень твердо сказал мальчишка.
– Ну, подходи сюда, Кирилл, – вздохнул Шило, – так и быть, поделюсь с тобой.
Пацаненок быстро запрыгнул на стул рядом с Пашкиным и почему-то открыл рот, пряча руки за спиной. Шило понял, что это какая-то игра, принятая в этом месте, и решил не сопротивляться. Пока, во всяком случае. Он аккуратно отрезал кусочек от своего творения и поднес вилку с наколотым на нее шедевром ко рту Кирилла. Тот в предвкушении закрыл глаза.
– Скажи, дорогой мой, как зовут вашего волшебника, который здесь работает…
...
Господи, если бы у меня было сердце, я бы написал всю свою ненависть на льду и ждал, пока выйдет солнце. (Габриэль Гарсиа Маркес)
Матвей, как положено нормальному пацану, не показал испуга при виде чудовищных несовершенств, которыми обладало маленькое существо красного цвета. Он, правда, немного остолбенел и не мог отвести взгляда от создания, рядом с которым как-то противно и слащаво суетилась Зойка. Еще более неприятным было присутствие соседа Виктора. Тот тоже слепил из своего лица пластилиновую морду и изо всех сил пытался сдержать слезы. Наверное, ему тоже хотелось заплакать от страха. Но Мотя же не плачет, почему старый дядька не может успокоиться; в конце концов, чудовище слишком маленькое, чтобы нельзя было с ним совладать… Мотя сделал шаг вперед и слегка крутанул малюсенький палец на ноге у монстра. О, Господи, чудище разразилось диким воплем, а Виктор вдруг, изменившись в лице, с размаху двинул Матвею по уху, да так, что у него зазвенело в голове и закружился стол перед глазами. Матвей честно пытался не упасть, он посмотрел под ноги, но пол тоже ходил ходуном, пацан перестал понимать, где земля и небо, колени подкосились сами, и через секунду Мотя потерял сознание.
– Давай, родной, не подведи. – Мотя открыл глаза и увидел над собой лицо деда Ивана. У того в руках было мокрое кухонное полотенце, которое он полоскал в тазу с водой, после чего отжимал и протирал лоб, грудь и потом свое лицо. Эту процедуру Матвей увидел три раза, каждый раз будто впервые. Только очнувшись на третий, он понял, что дед протирает свое лицо, потому что плачет – горько, навзрыд, с причитаниями. Такого не может быть – Иван никогда, ни разу в жизни не плакал и не говорил так много слов.