Пашка еще раз просмотрел фотографии. Он не мог поверить глазам: немощный худой старик и здоровенный молодой парень могли соотноситься в реальной жизни только как после и до, но никак не наоборот. Он в недоумении уставился на Георгия. Тот по-прежнему избегал смотреть в глаза.
– Папаша, ты хочешь сказать, что это – один и тот же человек? Ты думаешь, я ослеп? – возмутился Пашка.
– Дурак ты, Шило. Это я ослеп. На всех фотографиях одни и те же люди. И письма – тоже от них.
– Ты гонишь! – Пашка по второму кругу стал рассматривать фотки, отыскивая в лицах и фигурах одинаковые черты. – А чего ты вдруг ослеп? – между делом спросил Пашка, подозревая подвох.
– Тяжелая твоя Евгения. Может, и ходить перестану.
Пашка отложил фотографии в сторону.
– Как это? Ты что, правда ослеп?! Ты сейчас ничего не видишь?
– Мне и не надо, – ответил Георгий. – Все, что нужно, я и без глаз рассмотрю.
Пашка осторожно встал и резко махнул рукой перед лицом Георгия. Тот даже не шелохнулся, только засмеялся от души. Его смех был приятным, раскатистым, очень заразительным. Пашка не смог удержаться и тоже начал ржать, как молодой конь.
– Ну что, сынок, – успокоившись, продолжил доктор, – поверил хоть чуть-чуть в чудеса?
– Чудес не бывает, – отрезал Пашка. – Все равно ты мне объяснишь, как это происходит.
– Объясню, конечно. Да ты сам увидишь. А что я ослеп – радуйся. Будет жить твоя Евгения. Слава Богу, сил хватило на нее… Пока хватило, – добавил он, чуть помолчав.
Пашка почему-то поверил, хотя сомнения продолжали терзать его душу.
– Ладно, доктор, – сказал Шило, словно делая одолжение, – пойду к своей. Посмотрю, нужна ли помощь.
– Иди, иди. Я утром к ней приду. Смотри, не забывай отвары давать. Это важно.
Шило удалился из приюта необыкновенного мужика, испытывая смешанные ощущения. С одной стороны, он недоумевал и сомневался, с другой – анализировал увиденное и услышанное и верил. Именно сейчас, после этого контакта с Георгием, Пашка обрел надежду на будущее. Он совсем чуть-чуть поверил в то, что Евгения останется с ним. Странности Георгия сейчас казались вполне нормальным поведением. То, что человек может ослепнуть и прозреть, тоже стало приемлемо, потерять и обрести движение – наверное, да. Но то, что похожие на трупы люди с фотографий могут превращаться в цветущих, пышущих здоровьем мужчин и женщин, казалось пока сомнительно. Шило все-таки был реалистом.
Он очень тихо спустился вниз, стараясь не скрипеть ступеньками. Дом стал темнеть, принимая в окна сумеречный отблеск почти ушедшего солнца. Пашка вышел на крыльцо. Вечерняя зорька сопровождалась редким мычанием коров, лаем возмущенных собак и легким, ласковым дуновением ветерка. Шило снова поверил, что все будет хорошо. Видимо оттого, что сам чувствовал себя очень легко, радостно и как-то уверенно. Он поймал себя на мысли, что думает о фотографиях, на которых отыскал еще как минимум пять людей, обреченных на смерть и избежавших ее благодаря встрече с Георгием.