Гумеров, до этого относившийся к твердо националистической, башкирской платформе, еще при Муртазе Губайдулловиче стоявший у истоков агрессивного башкирского национализма и сейчас втихаря работающий против Толоконникова — обрел нового хозяина и новую команду. Поцелуй руки был символом, проштрафившийся — и на колени готов был встать и ботинок поцеловать[31]…
— Значит, так. Опера своего — убери… да не сейчас, не сейчас… Потом. Но убери. Ненадежен он…
— Понял! — на лице Гумерова было живейшее понимание и чуть ли не благоговение.
— С удмуртами я утряс, они шум поднимать не будут. Бери этого опера своего, которого ты распустил, езжай на третью, забирай этого гаврика. Работайте с ними в контакте. Бросайте все силы — найти заложников. Не может быть, чтобы твой не знал — где. Потом подключайте спецназ, я команду уже дал. Как сделаете — выходите на контакт, пусть они дадут команду выпустить этого… бородатого. Ясно?
— Ясно.
— Я на трубе. Звони, не пускай на самотек. Подключай спецов, пусть постоянно слушают все трубы. И пеленгуют. Но резко — ничего не делай… Просто контролируй.
— Понял… спасибо… Виктор Владимирович.
— Спасибо не шуршит… — строго сказал генерал… — двести передашь[32]. Как разрулим.
Внутри у Гумерова все заледенело.
— Есть.
— Иди. Разгребай, что навалили…
Комкая в горле крик — Гумеров повернулся и вышел.
Башкортостан. Россия
Вечер 29 июля 2015 года
Телефон Котова зазвонил внезапно — когда он и надеяться уже перестал. Это была единственная, очень тонкая ниточка, на которой еще держались жизни его друзей и соратников. Оборвись она — и все, больше ничего не будет…
В трубке было тяжелое дыхание… уродов учили, как нагнетать обстановку. Неслабо учили.
Котов выключил телефон. Нельзя поддаваться психологическому давлению противника. Замурлыкал какую-то песенку, чтобы снять напряжение.
Телефон зазвонил на пятой минуте. Очевидно урод, который решил с ним в игры поиграть — ждал, пока русский начнет ему перезванивать. Ага, хрен дождется…
— А ты невежливый, кяффир — заговорила трубка — не опасаешься?
— Поцелуй меня в зад, сын свиньи.
Котов снова выключил аппарат.
На сей раз — перезвон прошел почти сразу. Очевидно, ему удалось вывести урода на другом конце из себя.
На сей раз — разговор начался с крика. Длинного, страшного, разрывающего барабанные перепонки.
— Слышал, кяффир? Это русист так кричит. Хочешь, я его женщиной сделаю?
— Говори, говори… Я сейчас с винтовкой лежу на крыше. Медресе — напротив. Там как раз какой-то движняк нездоровый намечается. Бах — один правоверный ушел. Бах — двое правоверных ушли. Бах — еще один у Аллаха. Ты в эти игры со мной не играй, ишак бородатый. У тебя в руках только трое — а я как минимум десятерых положить успею. И уйду. А потом — еще десятерых. Тут тебе не Сеянтус