И *** ей было сначала ***: то и дело она господ ***, потому что *** чужой не *** и через мальчонку своего много ***. Оставить его без себя она не *** – *** в нем не чаяла, *** да ***, а *** о нем думала и ***, как его в жизни ***. Пока *** жив ***, было у них так ***, что Васеньку *** *** в гимназию, потому что без *** ноне деваться ***, разве только в сапожники, да и там уже стали *** грамотных. И когда *** об этом Прасковья Федоровна, тяжко ей *** за свою *** жизнь, обидно и горько было, что *** своей она обижена ***, на всю жизнь.
И не раз *** с ее *** слезами суп ***, не раз заставали ее в ***, выговаривали. *** Прасковья Федоровна, меняла ***, *** на людей, злая на *** жизнь.
«Горюю и ***, и ***, – *** она, – а господь *** и не слышит…»
И *** же *** креститься и *** от себя эти *** вслух:
– От лукавого *** ***… Разве то еще терпел сам господь и не ***?!
Потом *** стала *** с новой *** своей, словно *** в *** на людей и уже только о *** да о *** и думала. И через *** эти, через *** Васеньку *** чуть было не ***, да вовремя ***, спохватилась.
...
Л. Гумилевский «Безгрешный грех»
Прасковья Федоровна была женщина характером крепкая, в деле аккуратная, любившая всегда и все приводить в ясность и порядок. И чувства свои и мысли любила она держать всегда в порядке, наготове – так, как чугунки в печке или вещи в сундуке. Укладывала их, перекладывала одно к одному. Только тогда и чувствовала себя спокойно и хорошо. Потому она поплакала, потужила по мужу, но вспомнила про сиротку Васеньку и горе свое на дно запрятала, а любовь к Васеньке поверх оставила и сделала так: распродала все, что после мужа осталось, положила в банк по книжке «на черный день» что выручила, а сама пошла служить «в люди».
И трудно ей было сначала ужиться: то и дело она господ меняла, потому что указки чужой не любила и через мальчонку своего много терпела. Оставить его без себя она не могла – души в нем не чаяла, баловала да ласкала, а ночами о нем думала и решала, как его в жизни устроить. Пока муж жив был, было у них так решено, что Васеньку непременно отдать в гимназию, потому что без учения ноне деваться некуда, разве только в сапожники, да и там уже стали спрашивать грамотных. И когда вспоминала об этом Прасковья Федоровна, тяжко ей становилось за свою изломанную жизнь, обидно и горько было, что судьбой своей она обижена понапрасну, на всю жизнь.
И не раз господа с ее горькими слезами суп ели, не раз заставали ее в слезах, выговаривали. Уходила Прасковья Федоровна, меняла место, обиженная на людей, злая на всю жизнь.