Огонек под кофейником слабый-слабый. Газеты полны утверждений, что газодобывающие Инородии, предчувствуя холодную зиму, заранее хотят приучить метрополийцев к недопоставкам топлива. Огонек слабый, но отходить от плиты нельзя. Вдруг прибавят газ, и облачко пенки прольется нежно-коричневым дождиком. Под дулом автомата не отойду, пусть из пушки в окно палят — не отойду.
Я наклонился над кофейником, разглядел первые пузырьки, и — в дверь позвонили. Поневоле вздрогнешь. Я никого не жду: знакомые о визитах предупреждают по телефону — кому охота зря мотать концы по городу да еще с риском нарваться на стрельбу. Тетя М. — та стучит в стену. Выходит, звонят чужие, а от чужих ничего приятного ждать не приходится. Особенно если ты, инородец, живешь один в отдельной квартире, а есть метрополийцы, прозябающие в самострое. Уже упоминавшийся Г. А-й, на редкость невезучий мужик, месяца три назад, придя домой с работы, поцеловал в своей двери чужой замок. Теперь он живет в общежитии, а семья его мыкается без прописки в Инородии. Нет прописки — нет шансов изменить запись в пятой графе. В беженцы их тоже не зачисляют, поскольку, заполняя в фильтрационном пункте анкету, жена Г. А-го сдуру указала, что ее муж по-прежнему работает в Инородии, то есть нашей Метрополии, где мы инородцы.
Пока я соображал, что делать, раздался второй звонок. Я заставил себя преодолеть слабость в коленках, взял тупой, но зато длинный кухонный нож и на цыпочках подобрался к двери. Она у меня крепкая, металлическая, с перископическим глазком — на случай, если кто захочет стрельнуть через него.
Я глянул в глазок и увидел печальную физиономию квазишизика Вовадия. Ну, это уже мистика — он у меня больше года не был, недаром я его сегодня вспоминал! Как тут не поверить в его выдающийся нюх… Кофе! Господи! Кофе! Узрев в глазок безобидного Вовадия, я вновь обрел способность ощущать окружающий меня мир, и в том числе — обонять его. Пахло горелым кофе!
Я кинулся на кухню, выключил газ под кофейником, по стенкам которого сползали неаппетитные черные язычки, и только после этого вернулся к двери. Отпер оба врезных замка, набрал шифр на накладном цифровом, подождал, пока он отыграет первые такты «Оды к радости» и раздастся щелчок, сигнализирующий, что можно открывать. Но Вовадия на лестнице не оказалось: он, конечно, подумал, что меня нет дома.
Моя квартира на девятом этаже, лифт не работает. Я прикинул: Вовадий еще спускается. Придется выходить на балкон, иначе совесть замучает, если с ним сегодня что-нибудь случится. Вообще-то я преувеличиваю опасность. В шестнадцатиэтажке справа в двух местах полощется белье. А метрополиец с пятого этажа — мне сверху это хорошо видно — сидит, прячась за перилами, на маленькой скамеечке и покуривает в свое удовольствие. Тоже, наверное, орел наподобие нашего Шу-цу. Выстрелить могут и с крыши соседнего дома, а пуля, как известно, дура, она записей в пятой графе не разбирает.