, как вы, писатели, любите говорить, в доме у Ганнибалов…»
«Почему это — мы? — пробовал я возражать. — Ты тоже вот говоришь.»
«Я не только говорю, — не отступал мой друг. Нарочно на сиденьи откинулся, словно показывая нам баранку своего „внедорожничка“. — Я — делаю!»
«Молодец ты, что вспомнил, — похвалил я его совершенно искренне. — Действительно, молодец!»
Как-то в конце лета мы с ним по моей просьбе заезжали в Захарово. Чёрные стволы столетних лип вокруг большой открытой площадки, где когда-то стоял давно сгоревший дом Ганнибалов, снизу были обвязаны свежими досками, и я обрадованно сказал:
«Ну, наконец-то!.. Скоро строить начнут.»
«Держи карман шире, — ворчливо проговорил ещё молодой мужчина, державший в одной руке верёвочные поводки с тянувшими в разные стороны козами и длинный прутик в другой. — Спасибо, что хоть с деревьев доски не посдирали — тех, что рядом сложили, уже давно нет. То они сгорят, то их украдут!»
«А сам небось не поспел — теперь переживаешь?», — с нарочито грубоватой усмешкой сказал Борис.
«Причём тут я?» — обиделся козопас.
«Ну, не я же к вам сюда за этими досками приезжал! — урезонил его Борис. — Вы тут небось „под Пушкина“ уже не одну избу задарма поставили…»
«Да кабы ж — мы!», — вгорячах проговорился случайный наш собеседник.
Друг мой, которого и в молодые годы отличал от многих из нас здоровый практицизм, спросил уже сочувственно:
«Подменяешь небось хозяйку? Вот и ворчишь.»
«Как не ворчать? — миролюбиво согласился мужчина, оглядывая свой приличный костюм, для пастушества явно не предназначенный. Поддёрнул поводок и поиграл прутиком. — Известное дело — козы. Только и жди от них!»
Но доски от лип и впрямь отодрали: когда мы с Борисом заехали сюда через какую-то недельку — их как не было!
«Неужели так-таки не успеют?» — горевал я, когда мы шли обратно к машине.
«В очередной раз украсть, что ли?» — насмешничал мой друг.
«Да ну тебя! — пришлось отмахнуться. — Я серьёзно…»
«А я — нет, что ли?»
Надвигался «круглый» Пушкинский юбилей, праздник двухсотлетия со дня рождения, и оба мы так или иначе переживали за подмосковные места, давно ставшие нам родными. Нет, правда.
Кто не слыхал о селе Михайловском?.. О Болдине с его знаменитой осенью? О Святогорском монастыре?
Захарова же нашего ну, как не было!
А ведь само собой разумеется, что главная «кладовая», тот самый неиссякаемый родничок, из которого любой творец черпает всю жизнь вдохновение, — конечно же, его детство.
У Александра Сергеевича оно прошло в имении Ганнибалов в Захарове — недаром ведь он писал потом в юношеском «Послании к Юдину»: