— Чем ты их, если коротко, взял? Англичан.
Он четко сформулировал:
— Авангард. Мистика.
Дело вообще-то удивительное: всегда хорошо помнил первую самостоятельную программу Марика. Может, и действительно, потому, что очень уж переживал перед этим: а вдруг случится провал? Либо только мне почему-то не понравится… Что тогда говорить Ирбеку, как утешать его? Неужели, сказавши правду-матку, придется старого друга обидеть?
Помню, как потом изумлялся, как за Марика радовался, как, вернувшись домой уже к полуночи, тут же сел за стол и, в приступе творческой лихорадки, как говорится, тут же написал три сранички: о скифах, какими их только что на цирковом манеже увидел…
Был там сменивший не только Юрину — вообще кантемировскую классику авангард, был. И мистики — выше головы. Чего стоила сцена битвы на мечах с завязанными глазами: опасный и не всегда справедливый путь человека из мрачной глубины тысячелетий в наш якобы безоблачный, «цивилизованный» день. От поклонения мечу с перекладиной рукоятки — обожествляемой, но бездушной силе — до одухотворившего жестокий мир христианского креста, впервые заставившего древнего наездника понять: подобие Божие — он сам.
Осетинский путь к Уастырджи: святому Георгию.
— По сути с того и другого ты начал первое свое представление, — с удовольствием Марику напомнил. — А теперь без мистики да авангарда не обходится ни один лучший цирк за рубежом. Спасибо единственно приличной на телевидении программе «Культура»: цирк она не обходит вниманием. Чего стоит только канадский, в котором и то, и другое — главное… вот ты мне и скажи. За границей учился или сам теперь её учишь: можно ведь подумать и так, нет разве?
— Можно подумать, — скромно согласился джигит.
Или пора уже и его: с большой буквы?
Снова нас перебил мобильник, я было уже приготовился опять услышать английскую речь, но послышалась, слава Богу, осетинская…
Опять я отошел чуть в сторонку, опять поглядывал то на красавиц-лошадок, а то на сына своего старого друга, на продолжателя его дела… Прочно сидит в седле!
Но только ли это отличало Ирбека от столь многих остальных наездников?
С энергией молодости отринув поднадоевшую за время ученичества классику, сбережет ли Марик высокий дух джигитства, не пустит ли его на распыл в погоне за удачей, которая сейчас к нему так благосклонна?.. Или удача эта пока — запоздалое вознаграждение Юре, а на миг-другой перед благодарными зрителями лондонского цирка опущенные на грудь головы отчаянных наездников Маирбека — это ещё и общий поклон ему, сумевшему поддержать их всех, по сути дела — сберечь, в печальное время перемен и чуть не всеобщей душевной смуты…