И чуть ли не с торжеством я снова подумал о своем старом друге-наезднике, прибывшим в зал на этот раз на невидимом, как и сам он, крылатом коне, готовом опустить седока где угодно, когда угодно… О достижениях Кантемирова не надо спрашивать, где они: сам, вскормленный духом прошлого богатырства, стократ вернул его ныне живущим, а, значит, вручил будущему, потому что бессмертен рыцарский дух и бессмертно стремление непокорных к высокому мастерству и отчаянной удали: это — дрожжи, которые не дают человечеству закиснуть.
Вышло так, что около трех десятков лет я бывал неравнодушным свидетелем и мало кому видной потной работы Великого Джигита и — громкой его славы, искушение которой он пережил с терпеливым достоинством, какое мало кому матушкой-природой дается: недаром же испытание «медными трубами» заключает ряд земных испытаний человека — после огня, после воды.
В разное время я написал о нем достаточно много и строгих очерков, и дружеских зарисовок… Ирбек Кантемиров стал не только участником наших общих размышлений, но и одним из непременных героев моих романов и повестей — также естественно, как его искусство стало неотъемлемой частью русской культуры, не говоря уже о многонациональной российской.
Как хочется, чтобы, собранные теперь вместе, эти посвященные старшему другу мои труды разных лет, рассказывающие о подлинном мастере своего дела и мудром, душевно щедром человеке слились теперь в единое, неразделимое целое.
Может быть, то была главная черта Ирбека Кантемирова: его удивительная, до конца жизни не замутненная ни тяжелыми временами, ни трудными обстоятельствами цельность.
С надеждой на Божью помощь и покровительство святого Уастырджи, хранителя путников на земле — сперва о небе.
Два года назад больше сотни писателей, съехавшихся накануне в Москву со всех концов России, вылетели специальным рейсом в Якутск, на свой пленум. За день, за два перед этим от старого друга Георгия Черчесова я получил из Владикавказа бандероль с двумя только что вышедшими его книжками. Первое, что подумал, когда посмотрел предисловие к обеим: какой Жора молодец!.. Осуществил-таки, наконец, давние, которые так долго носил в себе, мечты: написал о двух легендарных земляках — разведчике Мамсурове и полководце Плиеве.
И та, и другая книжки обещали увлекательное, дорогое для меня чтение, но «мамсуровская» — «Человек с засекреченной биографией» — была и форматом гораздо больше, и куда поувесистей. В дорогу я взял «кар манное» издание: «Завещание полководца».
В том, что на белом свете ничего случайного не бывает, я убедился уже давно и в салоне самолета, оглядывая нашу литературную команду, испытывал особое чувство… Конечно, она поредела, и сильно, чего там, сильно! И тут взяла своё нынешняя бедность: вместо десятка-полутора известных всей России поэтов и прозаиков Северного Кавказа — всего трое. Два адыгейца и балкарец. Из Осетии — никого… Но ведь недаром же лежала в сумке у меня жорина книжечка! Осетия — с нами!