– Уважаемый, у меня родственник пропал, вот, ищу… – Аваз сунул во влажную ладошку пятисотенную купюру. – Поможешь?
Тот заметно подобрел.
– Пойдем, покажу! – Санитар открыл дверь и шагнул в мрачное помещение, где тошнотворно пахло формалином. – Сколько лет?
– Тридцать восемь, – ответил Абрикос. – Он в горах охотился, может, его пограничники застрелили…
– Есть у нас такой. – Санитар подошел к одному из железных столов, откинул клеенку. – Этот?
Абрикос всмотрелся. Искаженные черты лица, оскаленный рот, а левая рука то ли отрублена, то ли отрезана… Про такое Оловянный ничего не говорил! Может, это вообще не тот?
– А где же рука? – растерянно спросил он.
– Твой, что ли? – хмыкнул санитар.
– Да не пойму что-то… Я своего двоюродного дядю лет пять не видел… И рука у него была на месте…
– Короче, этого вчера пограничники с гор привезли. Видишь, замерзший какой?! Может, поэтому и не узнаешь… А больше у нас подходящих и нет…
Абрикос навел телефон, сделал несколько снимков.
– Тете покажу, пусть определяет… Бывай здоров!
Он с явным облегчением вышел из морга, сел в ожидающую «Ниву» и тут же переслал фотографию на специально заведенный разовый телефон Оловянного. Минут через десять Абрикос выскочил из машины и затерялся в улочках старого города, оторвавшись от бригады наружного наблюдения.
А еще через два часа Оловянный встретился с посланцем Центра и показал ему фотографию. Ханджар с первого взгляда опознал Дауда.
– Молодец, Руслан, – скупо похвалил он. – Теперь давай пощупай пограничников…
* * *
Камры
Через два дня, поздним вечером, когда Зарема уложила сына и сама готовилась ко сну, в дверь постучали. Кто это может быть? Вахид сегодня дежурил на заставе, а больше в такое время прийти некому… Неужели Магомед? Она поймала себя на том, что не обрадовалась, а скорей испугалась. Во-первых, она отвыкла от мужа, а во-вторых, провинилась перед ним и теперь боялась встречи, не представляя, как сможет смотреть ему в глаза.
С замиранием сердца она открыла дверь. Но за ней стоял не Магомед, а наглый Аваз-Абрикос.
– Не ждала? – с порога прогундосил он.
– Тебя – нет, – отвечала Зарема с грубостью, обычно не присущей горским девушкам. – Что тебе надо? Мужа увел, записку принес – и все? Где Магомед?
– Не слишком же ты ждешь своего Магомеда!
Аваз, прожигая взглядом домашний халат, бесстыдно рассматривал женскую фигуру.
– Ну что, так и будем здесь стоять? – продолжил он и, не дожидаясь ответа, протиснулся мимо Заремы в дом.
От его прикосновения Зарема вспыхнула румянцем. Но это был не тот румянец, что вспыхивал при прикосновении Вахида, – это был румянец негодования и ненависти.