Но ничего этого могло бы и не быть. И никто не знал бы композитора Андрея Железнова, исполнять песни которого сейчас мечтают все звезды первой величины, если бы тогда, пятнадцать лет назад, он сделал то, что хотел, – порвал на мелкие клочки денежные купюры, полученные за «Лялины песни», и бросил их в лицо торжествующей Насте. Андрей уже протянул руку, чтобы взять деньги, но неожиданно в гримерную ввалился Савелий Ленский. На этот раз он был наряжен, как и положено поп-идолу, в пух и перья. Его белый атласный костюм, украшенный золотистой тесьмой, чудесно гармонировал с осветленными волосами.
– Андрюха, за это дело надо выпить! – Сава, как фокусник, достал из кармана пиджака плоскую бутылку с коньяком. – Рад, искренне рад, что познакомился с тобой.
– И я рад.
– Ага, ага, – закивал Ленский так часто, что Андрей не удивился бы, если бы популярный певец в свойственной ему манере вдруг начал так же ритмично стучать бутылкой по столу. И в конце концов, расколотил бы ее вдребезги.
– Сава, дай бутылку, разобьешь. А коньяк-то хороший. Жаль будет.
– Хороший, конечно, хороший, – начал причмокивать от предвкушаемого удовольствия певец. – Вот, держи. Как говорится, по-братски – сначала ты хлебни, потом я. А у меня, вообще, всегда все самое лучшее. И коньяк, и девушки, и песни. Я и тебе настоятельно советую так жить. А по-другому зачем же? Смысла не вижу.
– Как получится, Сава, как получится… – улыбнулся Железнов и отхлебнул из бутылки довольно много, не обращая внимания на неодобрительный взгляд Насти.
Все это было неважно. И деньги тоже были сущим пустяком. Важным было лишь только то, что сердечная боль к Андрею Железнову так и не вернулась. И, судя по всему, она покинула его навсегда.
Глава 4
Особняк, с недавних пор принадлежащий известному продюсеру и композитору Андрею Железнову, выглядел недружелюбно. Он был выкрашен в тусклый серый цвет, холод которого лишь усиливали темно-синие переплеты окон и такого же оттенка широкая входная дверь. Привлекательно выглядела лишь охранявшая покой дома черная кованая ограда из причудливых завитков, диковинных цветов и тонких листьев. У Мишель с первого взгляда возникло ощущение, что дом и ограждение совершенно не подходят друг другу, – как говорят в таких случаях дизайнеры, «не дружат».
Мишель медленно шла к высокому крыльцу по выложенной старой немецкой брусчаткой дорожке и размышляла о том, кому же пришло в голову сыграть с домом такую злую шутку? Кто почти надругался над ним, превратил в серое огромное чудовище и спрятал за ажурным забором? Чтобы найти ответ на свой вопрос, она попробовала восстановить хронологию событий.