Янтарные глаза одиночества (Землякова) - страница 89

– Мишель, вы любите оперу?

– Почти люблю.

– Что значит «почти»? – теперь настало время Андрею удивляться неопределенности ее ответов.

– Это значит, что моя мама – оперная певица. Вот и решайте, как я могу относиться к данному жанру. Вообще-то люблю, но опера требует слишком сильных душевных затрат. Поэтому я очень редко хожу в оперный театр. Чаще всего на это просто нет сил. А духи у меня старенькие, 1974 года выпуска. Называются Ysatis. Вам они не нравятся?

– Нравятся, даже очень. Извините.

Он вдруг смутился. Впервые за многие годы. И неожиданно ему понравилось чувствовать себя растерянным. «Не в своей тарелке», – сказал бы Сава. Как удачно, что, наевшись сладкого, он наконец-то заснул и сейчас громко сопит, развалившись на диване.

– Так как, вы говорите, надо относиться к интерьеру? По принципу «мне нравится, и плевать, что об этом думают все ведущие декораторы мира»?

– Да, именно так, – засмеялась Мишель. – Можно даже сыграть в такую игру «Мне нравится…». Ну, продолжайте!

– Итак, мне нравится… Паркет, уложенный «елочкой». Так это называется? Натертый и блестящий. Дальше – дубовая лестница, ведущая на второй этаж. Потом непременно, чтобы был огромный цветок в горшке. Пальма, например. И чтобы шторы бархатные – красные, как цвет вашего лака.

– А люстра? – совершенно серьезно спросила Мишель.

– Хрустальная конечно же! Из «самоварного» желтого золота и с «висюльками». Страшно?

– Не очень…

– Ну и ковры, куда же без них! Узорчатые, темно-бордовые, так сказать, псевдовосточные. Испугались?

– Нет, а почему я должна пугаться? Одному человеку нравится одно, другому – другое.

– Так пошлость ведь! Разве нет? – произнес Андрей нарочито весело, но получилось нервно.

Мишель даже показалось, что у него начал дергаться глаз. По крайней мере, в выражении лица появилось что-то нездоровое.

Она почувствовала, что от напряжения у нее заболела голова, но с улыбкой произнесла:

– Нет. На свете нет ничего безусловно пошлого или безусловно прекрасного. Всему, как говорится, свое время и место. Понимаете?

– Понимаю, – кивнул Андрей. – А вы понимаете, что если оформите мой дом именно так, то все люди решат, что я сошел с ума? Пальмы, хрусталь, бархатные шторы…

– И что?

Мишель решила, что в данной ситуации нельзя сдаваться. Несмотря на то что сосуд пульсировал в виске как бешеный. Но она почему-то совсем не думала о том, что это может быть для нее опасно. Рядом с Андреем инстинкт самосохранения как будто засыпал. По крайней мере, он никак не давал о себе знать. А потому Мишель шла напролом – ничего не боялась и не думала о той цене, которую рано или поздно ей все-таки придется платить за минутную смелость.