Впереди на дороге показались несколько мотоциклов, стоящих поперек. Мне снова дали знак остановиться, но я с ходу смел столь незначительное для танка препятствие.
Чего они мне машут-то? Ответ получил почти сразу, едва дорога поднялась на небольшой холм. Ни вспышки, ни грохота выстрела я не услышал, но по броне как кувалдой ударили, аж корпус содрогнулся.
– Пушка, по нам стреляют – свои стреляют! – крикнул мне Василий.
Не дожидаясь второго выстрела, вполне могущего стать для нас роковым, я дернул на себя левый рычаг и на полном ходу съехал с дороги, вломившись в лес. Остановился.
– Василий! Ты живой?
– Вроде живой, только голова гудит. Чем это они по нам шандарахнули?
– Из пушки угостили.
Я перелез в башню и осмотрелся в перископ. Лес вокруг, ничего не видно.
– Василий, по-моему, пора бросать нашу повозку. Впереди наши, ежели поедем – сожгут. Сзади немцы. Похоже, мы на ничейной территории.
Я открыл верхний люк, выглянул. Ничего опасного, одни деревья вокруг. Эх, жалко танк бросать, нашим вполне бы пригодился этот трофей. Я снял с пушки замок, размахнулся и забросил его подальше. Хотел пулемет снять, да передумал.
– Василий, выбирайся, к своим идем.
Мы выбрались из танка и направились вдоль шоссе по лесу.
– Вась, к своим выйдем – не говори, что танк угнали и бросили. Не поверят, особистам сдадут.
– Я же комсомолец, чего своим врать?
– Ты думаешь, медаль нам дадут? К стенке поставят!
– За что? – Глаза Василия округлились от изумления.
– Ты на оккупированной территории, под немцем, был?
– Ну выходит – да.
– Вот за то и расстреляют. Скажут: диверсанты фашистские, попробуй отмойся. И придет твоей матери извещение, что сын предатель.
– Ты чего на Советскую власть клевещешь? – вскинул голову паренек.
– Тю-ю, Вася, ты, никак, сдурел?
Василий обидчиво поджал губы и замолчал. Вот навязался на мою шею. Ведь сдаст по своей наивности особисту, с потрохами сдаст. А если меня в кутузку посадят, так ведь и его тоже.
– Ты коммунист? – вдруг неожиданно спросил Василий.
– И не был никогда.
Василий растерянно глядел то на меня, то в сторону нашей передовой, не зная, что сказать.
Совсем недалеко простучала очередь.
– Вася, ложись, дальше – ползком, если не хочешь пулю схлопотать от своих.
Мы поползли. Сыровата землица после вечернего дождя. Одежда на груди, животе и ногах сразу испачкалась. Но лучше быть грязным, чем мертвым.
Мы подобрались вплотную к позициям, слышалась русская речь. Василий попытался привстать, но я ухватил его за гимнастерку и дернул вниз:
– Жить надоело?
Повернул голову в сторону позиций, крикнул: