— Да, да,— перебил Ганс,— вы обе всегда невиновны. Ваши острые языки натворили немало бед.
Ты и сегодня пришла не просто в гости. Ты видела, что я привел Иоганна, и явилась лишь для того, чтобы уколоть и поиздеваться,— При этих словах он открыл дверь и сказал: — А теперь иди домой и подумай о том, что ты услышала. Мы всегда рады гостям, но для таких, как ты, у нас нет места. Спокойной ночи!
Анна поняла, что надо уходить, и, не сказав ни слова, вышла из дома. С чувством злобы, смешанной со стыдом, она поспешила к своей подруге, где в резких выражениях пересказала, что случилось у Петерсов. Зузанна с удовольствием слушала ее.
Ох, и досталось же Петерсам в их разговоре! Они упрекали их и в высокомерии, и в алчности. Они не верили, что Петерсы действительно возьмут к себе Иоганна, так как судили о них по мере своей испорченности.
Петя сидел как окаменелый в соседней комнате и слышал все, о чем они говорили. Он не мог всего понять, но в своей невинности чувствовал низость обеих женщин, и от этого чувства кровь стыла у него в жилах.
Иоганн хорошо выспался и чувствовал себя лучше, но во время завтрака не мог скрыть своей робости.
— Иоганн,— ободряла его Фрида Петерс,— теперь ты наш мальчик и должен чувствовать себя как дома, потому что отныне это твой дом. Если мы будем живы и здоровы, то на следующий год тоже отправимся в Америку, и тогда ты сможешь поехать с нами.
Иоганн заплакал от радости, что снова обрел мать, которая любит его. Ему требовалось побыть одному, и он побежал в сад. Здесь царил полный мир. На высоких деревьях сидели и звонкими голосами распевали свои песни птички. Солнце щедро заливало светом источающие аромат цветы, над которыми летали бабочки. Все гармонировало с настроением Иоганна, все, казалось, говорило ему: оставайся с нами; здесь, в этой семье, царит мир. Погруженный в свои мысли, он сел под деревом и стал вспоминать прошлое. Вдруг он в страхе поднял глаза: за забором послышались чьи-то голоса. Он тихонько подошел к забору и услышал, как две женщины говорили о переселении.
— Если нам придется переезжать, то я не стала бы волноваться из-за таких олухов, как Иоганн и Петя; я бы просто оставила их здесь. Но люди переживают о них больше, чем о переезде. Посмотрим, будет ли у Петерсов такое же сострадательное сердце и следующей весной, когда они тоже будут переезжать.
Иоганн не мог пошевелиться. Неужели эти женщины все знают? Может, они очень хорошо знают старосту Петерса? Неужели и эта семья оставит его? Не может быть! Разве фрау Петерс не сказала ему сегодня, что теперь он является их мальчиком и на следующий год поедет с ними? Нет, этого не может быть! Они не оставят его!