И последнее. Возвращаюсь к регистрации общины. Верующие Ферганы, отделившись, неоднократно подавали заявление о регистрации. Нас не регистрируют. Что же получается?
Допустим: рождается ребенок, берут документы, идут в ЗАГС зарегистрировать акт рождения ребенка; там отказывают, говорят не время или нет бланков. Так что же должен делать ребенок? Не жить?
Точно так получается и с нашей регистрацией. Община родилась, желает зарегистрироваться, ее не регистрируют. Она вынуждена принимать все невзгоды и жить, расти и развиваться.
Еще хочу заметить, что мое осуждение тоже накладывает на детское сердце свою печать, потому что они прекрасно понимают, что их отца судят не за преступление, а за веру. А это еще тверже укрепляет их на том пути, который они начитают выбирать уже сейчас.
Вы волей-неволей крепите эту веру в детских сердцах, а наше заключение становится для них ярким примером верности Богу.
Защитное слово Мухина А. С.
Здесь неверующие свидетели говорили, что они не знают нас. Как же они могли давать показания, когда не знают нас? И вот им нужно говорить ложь, но и этого они не могли сказать.
Общественный обвинитель сказал, что здесь собрались две категории людей: одна – атеисты, а другая – мракобесы и ханжи. Если здесь оскорбили бы только меня, но в нашем лице оскорбляются все верующие.
…Я понимаю, что наши законы гуманны, если он в хороших руках, но когда они попали в чудовищные руки, как например в 1937 году… (судья перебивает)
…Мы в собраниях проповедуем Христа распятого, воскресшего и вновь грядущего. Это наш идеал!
Меня обвиняют в том, что я призывал учащихся к отказу от общественной жизни. Как я могу призывать к этому, когда сам состою членом Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов?
Меня обвиняют в том, что я был на богослужении в доме Ермолова. Да, я был там. Это моя жизнь – быть в собрании. Когда я был комсомольцем, мне это было чуждо.
Во время собрания явилась милиция для проверки паспортного режима. Это сделали специально, чтобы составить акт.
Меня обвиняют, что я был активным деятелем среди верующих. Я хотел быть таким, но не успел. Я всего здесь жил полтора года и был занят, в основном, благоустройством своего дома. Здесь отмечено, что, приехав, я активно включился в церковную деятельность, но не отмечено, что я приехал как специалист, необходимый всем ферганским заводам, т. к. я получил за 19 лет большую практику на горьковском заводе.
Перехожу к детскому вопросу. Я понимаю как тяжко детям в школах. Тут, говорят, насильно одевают галстуки, одного ребенка довели до истерики. Дети знают, какой Бог лучше. Они уже разбираются в этом. Мне пришлось слышать, как одна учительница задала детям вопрос: «Есть ли Бог?» А затем посоветовала погрозить на него пальцем. Один мальчик не стал этого делать. Учительница спросила: «Почему? Боишься?» Он ответил: «Если есть Бог, то это страшно, а если нет, то Кому грозить?»