— Ему то, как раз легко. Обычный, воспитанный варварами мальчишка. Я беспокоился за тебя, слишком уж ты необычен, но все обошлось.
— Фуфидий?
— Да, он — подтвердил маг — его трудно обмануть. Но я следил за ним, и видел — он поверил.
Во второй половине декабря начались Сатурналии, праздник пьянки и обжираловки. Два дня Буховцев наблюдал его в Риме, от шествия народа из храма Сатурна, до повального, переходящего в попойку веселья на улицах города. Дешевое вино и недорогая еда продавались во всех лавках, табернах и забегаловках. В Субуре, на запруженных простонародьем улицах, лупии–проституки зазывно задирали вверх свои одежды. Валерий бродил вместе со своими телохранителями среди подвыпивших, веселых римлян и также как и они отвечал в ответ на приветствие — О Сатурналия. Из всей этой круговерти его выловил Сотер.
— Марк, можешь радоваться, дело твое решилось положительно. Мне это только что сказали люди из окружения Цезаря, но я бы узнал и так. На Сатурналии ко мне в гости напросились местные нобили. Все хотят посмотреть на нового Валерия Корвуса, так что готовься, будут смотрины — Диоген рассмеялся.
— Это обязательно?
— Без этого никак. Сначала тебя посмотрят отцы семейств или их родня, а потом будут приглашать дети. Но это будет после. Появление новой фигуры в тесном мирке патрициев меняет уже сложившиеся расклады. Несильно, но меняет. Произведи на них хорошее впечатление Марк. Эти люди, как бы к ним не относились в городе, всегда крепко держатся за своих, и у тебя всегда будет поддержка — говоря это Сотер был серьезен.
Далее была пятидневная попойка, чередующаяся усиленным набиванием желудка. Буховцев уже начал привыкать к тяжелой и острой римской пище и местным неразбавленным винам, которые на вкус отдавали какой‑то химией. Причем в дорогих, химии чувствовалось больше. Однако все равно, этот праздник стал испытанием для его желудка. Он увидел многих из старой знати Рима и фактически людей управляющих государством. Толстые и худые, люди в возрасте и старики, все они были разные, но без труда можно было найти и много общего. Язык общения, жесты, даже какие — то обороты речи выдавали их принадлежность к одному клубу. Валерий все это примечал, и пытался по мере сил копировать. Как говориться — с волками жить, по–волчьи выть.
К нему присматривались, что было вполне логично. Очень может быть, что многие просто пришли посмотреть на диковинку, римлянина, бывшего варваром и ставшего патрицием. Возможно, даже ожидали, что он будет ходить в штанах и шкурах, а есть с земли. Здесь о варварах были странные представления. Вид же, чисто выбритой, довольной физиономии Буховцева, одетого в свои афинские одежды и обутого в дорогие сандалии — калкеи, производил на них очень благоприятное впечатление. Когда же он начинал говорить на хорошей латыни с небольшим, свойственным венетам акцентом, да еще в разговоре мог вставить к месту фразу, другую по–гречески на неплохом аттике, их внимание сменялось неподдельным интересом. Валерий рассказывал о Томах, Афинах и о самом Риме, который он недавно увидел. О Риме обязательно в превосходных тонах. Патриции были довольны. О жизни у тавсов было сказано немного, впрочем, гости, понимая деликатность ситуации, не настаивали. Сам же он пытался запоминать их имена и фамилии. Квинкции, Герминии, Вителии, Постумии и много других он увидел за эти пять дней. И если когномены запоминались хорошо, то имена Буховцев часто путал. Вечером они с Сотером разбирали день визитов. Диоген рассказывал что‑нибудь интересное о визитерах и обязательно, об их родне и связях. Валерий пытался запомнить, хотя от потока незнакомой информации у него пухла голова. Праздники закончились, но гости продолжали приходить и позже.