Ф.Д.Рузвельта они лишились такой совершенной и такой
законченной системы владений по всему миру ( никогда не
заходит солнце), они не стали, подобно каким-нибудь
португальцам, тупо защищать последние рубежи, а
предпочли интеграцию с европейским континентом при
сохранении достаточно важных обоюдно связей с бывшими
доминионами и колониями. Из британского Содружества
Наций не вырываются, как узник из темницы, с автоматом
Калашникова наперевес. Из этого Содружества могут
исключить за плохое поведение, как исключали Южную
Африку или Уганду, и тогда наказанный долго собирает
рекомендации мировой общественности, чтобы простили и
приняли обратно.
Вообще, вопрос о реванше после какой-то крупной
исторической неприятности, о его целе- или
нецелесообразности, о продолжении войны после крушения,
очень важен и очень непрост. Думается, что тут решения на
все случаи просто нет. Смотря какие шансы, как повезет. Это
видно хотя бы из судьбы двух исторических деятелей, двух
полководцев. Великого Князя Александра Ярославича
Невского и его дальнего родственника (через королеву Анну
Ярославну) Правителя Франции маршала Филипа Петена.
Оба прославились как воины – один на берегу Невы, другой
в Вердене. После этого оба оказались перед одним и тем же
выбором, продиктованным национальной катастрофой.
Пойти на поклон к победителю с Востока, чтобы стать его
93
подручным вассалом, со слабой надеждой когда-нибудь
выйти в младшие партнеры. Или попытаться продолжать
борьбу после поражения, опираясь на Запад. Даниил
Галицкий, младший брат Александра Андрей Ярославич,
генерал Шарль де Голль выбрали второй путь. Александр
Невский и маршал Петен – первый.
Один попал в святые-защитники Русской Земли, есть иконы,
есть орден его имени, Лавра, улицы в самых неожиданных
городах, станция метро, ему поклонялись и православные, и
безбожники-большевики, все помнят эйзенштейновский
фильм и гордую фигуру на коринской картине. Другой умер
во французской тюрьме, оплеванный современниками и
потомками за сотрудничество с врагом рода человеческого.
Его и не повесили-то, как его подельников, только в память
его былых ратных подвигов. А разница в том, что русский
Рюрикович правильно оценил обстановку, как ситуацию
непереодолимой силы - force majeure. А французский оценил
ситуацию неверно, сдался силе, которая была преодолена в
течение последовавших за его капитуляцией пяти лет. Вот и