Я сижу на старом диване из черной кожи, а Зверобой на кухне – это удивило меня сильнее, чем что-либо. Он так и сказал: «Я пошел есть. Будешь?» Я крикнула: «Нет, спасибо!», потому что не хотелось и потому что увидела на подоконнике спрятанный за шторой альбом с фотографиями. Я, глянув назад, как преступник, прокралась к этому извечному месту, где сидит Зверобой. Открыла старую обложку. На меня радостно глядит улыбчивый мальчуган лет четырех. Черно-белые фото… Семья: мама, папа, этот мальчишка и еще один, помладше, но сильно похожий на него. Потом этот паренек в пионерском галстуке, в белой рубашке, среди толпы таких же, одинаковых школьников. Потом – он же, но только лохматый и отчего-то, кажется, злой. Студент: симпатичный парень с длинными волосами. Отчего сейчас он такой? Загадка, не дающая мне покоя. Я положила альбом на место, прикрыла шторой, заглянула на кухню.
– Зверобой, – говорю я. – Расскажи о себе.
Он глянул на меня так мрачно, исподлобья, но я не испугалась, мне даже страшно не стало, потому что он и мухи не обидит, я знаю. Я прихожу обычно и делаю это за него, чтоб они ему не мешали думать, эти мухи.
– Нет.
– Почему, Зверобой?
– Не надо.
Ладно, не будем. Тем более что он решил приготовить кашу, и снова задумался, так что она чуть не подгорела. Пришлось спасать ее, чтобы этот странный человек не остался без обеда.
«Killing loneliness»… – и HIM в плейлисте. Убить одиночество в себе самой – вот что было сложнее всего. Я не могла – меня тошнило от всего, что я видела вокруг. Я думала: если я умру сейчас, что останется после меня? Ведь никто не знает, что я на самом деле, чего я хочу и что люблю. Никто! Останется только любимая игрушечная собака, книги и еще, пожалуй, чуть слышимый аромат туалетной воды в шкафу, где висит одежда. А что, если после меня будет еще кто-то – брат или сестра? Что они будут знать обо мне? Ровным счетом ничего. Они будут правы, если возненавидят свою старшую сестру, потому что родители всегда будут сравнивать их со мной, я знаю. Я бы тоже ненавидела себя, наверное.
Лондон. Осень в Соединенном Королевстве. Моя любимая, моя горькая осень… Я умру вместе с ней, когда придет зима, и снова начну жить, когда почувствую ее приближение…
…А вы пробовали эти маленькие apples, которые становятся вкусными, когда ударяют морозы, – вкусными и терпко-сладкими, с мгновенной горечью? Их еще снегири едят…
Да, тогда уже была осень – тогда, много лет назад… Я хотела ему сказать… много слов… Кто-то подошел к телефону и спросил: «А вы что, ничего не знаете?..» У меня в тот момент все, все оборвалось, сломалось, умерло… Страшно вспоминать. День, когда он исчез. Много человек пришло, в основном его друзья, приятели, которых ненавидели бабки из соседних подъездов. И они тоже были, эти старухи, несколько штук, чтоб им пусто было! А потом, после всего этого, одна другой говорит: «Да, – говорит, – Ванечку, конечно, жалко (а сама всегда на него больше всех и орала), – но этого же стоило ожидать! Как он на своем мотоцикле ездил-то, а! Я ж его предупреждала, а он, знай, отмахивался!» Я тогда посмотрела на нее, подняла воротник у плаща и пошла к ним, к этим дрянным сволочам: