– Моего HIMа? – она смеялась. – Да нет, не мой он.
– Или вот это, – я смотрела на стопки ее дисков, пытаясь отыскать что-нибудь этакое.
– Вот! Это. «Американский поп 90– х». Скажешь, это твоя бабушка слушает?
– Оставь в покое мою бабушку, будь добра. Образованный современный человек должен знать и такие вещи. Культура предков – о ней не стоит забывать.
– Ты говоришь о культуре… Тогда откуда у тебя эта татуировка? – у нее на ноге звездочка – там, куда носки надевают.
– А это тоже часть культуры.
– Тоже предков?
– Для тебя – да.
– А чё это для меня – да?
– Ну ты же еще на горшке сидела в то время, когда я эту тату сделала…
– Слушай, помолчи, а!
– Что? Тебя так расстраивают физиологические потребности человека?
Я на нее поглядела как Ленин на буржуазию и брякнула:
– Нет, но просто в детском возрасте они более заметны… м-м-м… по причине несвоевременного прибытия в этот мир.
Ксюха отвернулась, пряча усмешку, и потом сказала:
– Пойдем в театр?
– Ну ни фига себе!
– Держи свою ботанику за зубами.
– Какую ботанику?
– Не важно. Продолжай.
– Кажется, это ты начала.
– Я начала, ну а ты продолжай.
– Да чё ты со своей ботаникой!
– Ну, фиги – это же фрукт, значит, ботаника.
– А-а-а… Острый юмор… – бормочу я.
– Так ты пойдешь в театр?
– Пойду. – Тем более что я не была там восемь тысяч лет. Но было необходимо сделать вид, что мне не слишком-то туда хочется.
– Или не пойдешь?
– Пойду.
– Или пойдешь? Или все-таки пойдешь? А может быть, не пойдешь? Так пойдешь или не пойдешь?
– Да пойду! – заорала я и с визгом кинула в нее подушку. Ксюха захохотала. И я, признаться, тоже.
Мы взяли билеты в самый последний ряд, и над нами был партер, а народу было совсем немного. Конечно, с последнего ряда не было видно совершенно ничего, да и, судя по всему, спектакль был дурацким. Там кто-то выстрелил из пистолета, и от этого повисла над сиденьями густая белая дымка; смешиваясь с запахом сигарет – там все курили – она давала такую вонь, что хотелось чихнуть.
– Чего ты хочешь, кроме того, чтоб уехать в Англию? – шепотом спросила Ксюха.
– Изменить мир, – ответила я, не задумываясь.
Она снова улыбнулась, но что-то промелькнуло в ее глазах такое, чего я еще никогда не видела. Внимательное, пронзительное. Ксюха смотрела на сцену, но, я думаю, она не видела, что там происходит. Потом, заметив, что я наблюдаю за ней, она стряхнула с себя это новое выражение и снова надела прежнюю маску язвительности. Впрочем, я не была до конца уверена, что из этих двух лиц маска. Вкус табака исчезал, сменяясь сладостью вишневой жевачки. Было тревожно и вместе с тем как-то радостно, ведь Ксюха была рядом, и значит, не могло быть чего-то плохого и тоскливого – такого, от чего хотелось застрелиться. Правда.