человеческим движением он определенно был незнаком, попросту не понимал, какую опасность для собаки оно несет. Значит, не забитый, не пуганый. Сытый, ухоженный, спокойный. Рано делать выводы и строить версии, но можно уже составить некоторое представление о хозяевах…
– Люди, вы мне, часом, не мерещитесь?
Они обернулись. Посреди улицы стоял крепкий мужичок в заправленных в сапоги камуфляжных штанах и тельняшке. Немногим моложе Смолина, усатый, с залысинами, крепкий, несуетливый. Через плечо у него был дулом вниз перекинут карабин – вроде бы небрежно, но ясно, что человек умелый при нужде его моментально крутанет на ремне, вскинет к плечу…
Похоже, он был совершенно трезвый. И одежда не изгвазданная, чистая, опрятная – а сапоги и вовсе начищены пусть не до зеркального блеска, но все равно, до неуместной в заброшенной деревне безукоризненности. Смолин присмотрелся. Сапоги были хромовые, офицерские. Физиономия, впрочем, тоже на первый взгляд армейская .
Моментально выстраивая линию поведения, Смолин ответил столь же непринужденно, без всякого подобострастия, но и уж, конечно, не задиристо, с простецкой улыбкой:
– Неужели так пьете, что можете опасаться… видений? Не похоже что-то…
– Да просто удивился в первый момент, – сказал незнакомец. – В наши места посторонние, да еще сугубо городского вида, давненько не забредали… То-то показалось, что возле бабкиной избы шумят-кричат… С бабкой воевали?
– Скорее уж она с нами, – сказал Смолин, тщательно взвешивая каждое слово. – Чин-чином попытались завязать разговор, а в нас вилы полетели, да вдобавок топором по башке почествовать обещала…
– В своем репертуаре бабка, – усмехнулся незнакомец. – Энкаведешников гоняла и про золото ничего не знала?
– Ага.
– Как по-писаному… То бишь по истории болезни. Она вообще-то наверняка в вас попасть не старалась…
– Все равно неприятно, – усмехнулся Смолин.
– Ну да, чего уж… Меня она тоже не жалует. Мы с ней, можно сказать, пополам деревню поделили, я на своем конце, она на своем. Так и существуем.
– А больше – никого?
Незнакомец понял:
– Ни души. Не считая Орлика и Беляка, – он кивнул в сторону собаки, смирно прислушивавшейся к спокойному разговору. – И бабы Нюриной коровушки. Была у нее еще кошка, но померла от старости, по причине одиночества потомства не оставивши… А можно полюбопытствовать, откуда вы вдруг взялись?
Речь у него была правильная, гладкая, он вовсе не производил впечатления сельского механизатора или кого-то подобного – скорее уж первоначальная догадка Смолина оказалась правильной, и судьба свела их с отставником. Вот только зачем он в этой глухомани поселился, поделив пополам деревню с чокнутой бабой Нюрой?